Леонид Нетребо - Караван-сарай

— А вы давно живете в Москве?

— Давно, давно!.. — с удовольствием заговорила Айша. — Сина вот коренная москвичка. Нам нравится, никуда оттуда не уедем! Раньше хотели, теперь нет… В Гудермесе Адам преподавал историю, а в Москве стал менеджером. А здесь мне все понравилось, люди понравились. Они, мне кажется, так рассуждают: если будешь человеком — живи в нашей Турции, пожалуйста, места хватит!.. Ты же видишь, здесь тысячи бывших советских людей живут. Кто временно, кто постоянно. Турки в мечеть никого не загоняют…

Старшей из «женской половины» помогла Сина, возвестив тоном школьной отличницы:

— Это все благодаря мудрой политике, основы которой были заложены при… Папа, как имя их первого президента?

— Мустафа Кемаль, — с удовольствием, четко проговаривая слова, отозвался Адам, бывший учитель истории. — Здесь его любовно называют: «Ататюрк». Буквально: «отец турок»… Туркам можно позавидовать: не у каждого народа есть фигура с такой харизмой…

Васе вспомнился случай, произошедший три дня назад с соседями по столу. Это была семья из России: женщина с двумя дочками-подростками. Пользуясь возможностями «шведского стола», они каждый раз набирали себе такое количество блюд, которое даже теоретически трудно было поглотить втроем. Большинство яств ждала одна участь — быть только тронутыми едоками. После одного из вечерних пиршеств, когда насытившаяся семья собралась уходить, оставив за собой «поле брани» из недоеденного, к ним подошел улыбающийся администратор, как выяснилось сегодня — Селим. Галантный смуглый мужчина, не владеющий, как еще тогда подметил Вася, русским языком, исполнил для начала фрагмент восточного танца, привлекая к себе внимание. Затем, с благоговейным видом, указал на золотой крестик, примостившийся в ложбинке высокой груди матери семейства, и произнес единственное слово: «Христиан?» Получив утвердительный ответ женщины, довольной столь оригинальным вниманием к себе, турок всевозможными мимическими средствами изобразил то, что хотел. Он закатывал глаза, вскидывал руки к небу, призывая бога обратить на него внимание, затем переводил теми же руками внимание на стол… Концовка получилась непередаваемой, но смысл был понятен всем зрителям, наблюдавшим это действо: богу не понравилось то, что творилось на столе… Это оказалось красноречивее всех возможных слов, которыми инструктировали вселяющихся в отель граждан разных государств сопровождавшие их работники туристических фирм. С того вечера «пиры» семьи прекратились…

Оказывается, здесь отдыхали не только немцы. Через несколько столов сидела колоритная троица: видимо, муж с женой преклонных лет, славянской наружности, и смуглый молодой человек с орлиной горбинкой на крепком носу — по виду то ли турок, то ли кавказец. Все их общение, видимое Васе и его собеседникам, заключалось в том, что супруги, как старенькие голубки, склонив друг к другу седые одуванчиковые головки, почтительно, и где-то даже испуганно, внимали монологу молодого орла.

— …Нас называли — турки-месхетинцы. Сталин погнал из Грузии, потом узбеки — из Ферганы… Россия… Учился… Мог бы и там работать, энергии много. Думаю, чего-нибудь достиг бы. Вообще-то я экономист, а не гид… Но я наконец понял: как ни старайся, но дома я никогда не буду, как говорят, премьер-министром. «Русскоязычный», «нерусский», «черный» — как будто отрыжка ущербных желудков, брезгливая гримаса чванливых ртов… Земляки, знаете ли вы, что такое — на родине без родины? Я уехал. И теперь ощущаю себя в своей стране. Я — турок! В Турции!

Мужчина решительно поднял свой огромный бокал, похожий на кубок. Пожилая чета послушно потянулась к своим фужерам…

— Мне понравилось многое, — Вася наконец счел нужным ответить на вопрос Адама. — А вот тронуло… Пожалуй, посещение памятников античной культуры: амфитеатр, некрополь. В амфитеатре, например, сидя на верхних уступах, я испытывал странные ощущения. Закрывал глаза и видел… Да, да! — видел! Людей в разноцветных плащах, в сандалиях… Взволнованно реагирующих на то, что происходило внизу: речи ораторов, лицедейство и пение артистов…

Вася заметил удивленный взгляд Сины и понял, что причиной тому возбужденно- возвышенная речь современного оратора, и смутился. Но девушка его сейчас же выручила:

— Действительно, мне тоже кажется, что в таких местах камни и даже сами объемы пространства напитаны такой информацией, такой энергией, которые не могут не воздействовать на людей. Правда, папа?

Адам кивнул с шутливым видом:

— Браво!

— Рады стараться! — парировала Сина, принимая шутливость отца. — У меня еще одно сильное чувство после посещения тех мест… Мне очень жалко… древних греков, — она оглядела собеседников, оценивая произведенное впечатление. — Жили-были, строили-строили, а пришли османы — и от греков остались одни названия и камни.

— Конечно, жалко! — горячо откликнулась Айша. — Но ведь турки же не сравняли с землей всю эту культуру, которая для них чужая! Как это делали, например, талибы в Афганистане. Которые, как дикари, взорвали каких-то там каменных уродов…

— Идолов! — с улыбкой поправила Сина. — Буддийских.

Возникла пауза. Адам, до этого задумчиво курящий, вдруг встрепенулся и затушил сигарету с таким видом, который, как показалось Васе, говорил: Адам начал разговор, Адам его и закончит. Однако Адам сказал спокойно и немного рассеянно, как будто думая о другом:

— Вообще, здесь многочисленные памятники разных времен — хеттов, Древней Греции, Византии, арабов, сельджуков… Если же брать весь античный период, то его называют детством человечества. Так что, думаю, эти места тем и привлекательны, что здесь кое-что осталось от детства. А так как детство — знакомое всем состояние…

Вдруг он заговорил оторвано от всех последних слов, прозвучавших за этим столом, и взволнованно, что не вязалось с его уверенностью, которую он собой являл весь вечер. Видимо, это и было то, о чем он хотел сказать с самого начала, как только упомянул о караван-сарае:

— Конечно, привораживает и сама архитектура караван-сарая, в которой, впрочем, нет ничего выдающегося. Просто, действительно, старина всегда таинственна. Танец живота? — так, на любителя. Танцевала, кстати, как нам рассказали, вовсе не турчанка, а русская смуглянка, с нарисованными в раскос глазами. Конечно, были другие интересные номера… Мы с Айшой и Синой сидели на балконе, видели практически весь зал. Вы же помните, Василий, сарай такой вытянутый… В середине вечера — дым коромыслом, многие курят. Какая там вентиляция!.. Освещение — фонари под манер факелов… В конце вечера публика подустала. Я всматривался в лица, они были лоснящиеся… Жарко… И как будто страдающие… Кого только не было! Ведущий приветствовал германцев, русских, бельгийцев, англичан, литовцев, поляков, японцев, итальянцев… Все такие разные! Мне представился Ноев ковчег… Потом — бомбоубежище… Как будто все мы, последние из людей, оказались в какой-то изоляции… Выживем — не выживем? Пир во время чумы… Веселимся, чтобы побороть страх и неизвестность… Но во всем нашем поведении, тактичном по отношению друг к другу, была все же великая божья надежда…