Леонид Нетребо - Караван-сарай

Как только умолк Адам, опять донеслось со стороны (по всему было заметно — трое соотечественников полагали, что их здесь никто не понимает, поэтому оратор нисколько не смущался):

— Я уже там начинал бизнес. Но меня тошнило от того, что я должен отдавать часть прибыли шакалам — так называемым крышам… Здесь я тоже отдаю часть, но — Турции! Законно! Здесь бизнес надежен, предсказуем… Там вор — человек. Здесь — недочеловек!

— Нет, расслабиться нам здесь не дадут! — рассмеялся Адам. И добавил с шутливой глубокомысленностью (видимо, сказав «все» серьезное, он решил полностью перейти на шутливый тон): — Все-таки мне нравится тот рыжий мим-администратор из нашего отеля. Ведь какие образы! Без единого слова! Просто гений!..

— …Думал: забуду русский язык — не пожалею. Специально буду забывать. Чтобы отрезать от себя… всю обиду. Но оказалось, тут, в Турции, этот язык — мой кусок хлеба. Руки и ноги — здесь такого добра девать некуда. Я — русский гид. Работа чистая, перспективная, интересная. И вообще, земляки, простите, погорячился. Знаете, в чем главная правда? Я тут себя ощутил — угадайте, кем? — русским! Смешно: получается, для этого нужно было уехать…

— Может быть, выйдем к морю? — предложила Сина. — Просто погуляем по берегу, попрощаемся со Средиземкой…

Они вышли на ночной берег. В отличие от российских курортных берегов, как правило, оживленных в поздний час суток, этот турецкий был почти необитаем. Только одинокие, поэтому, казалось, заблудившиеся, путники, задумчиво бредущие в лунных сумерках по мокрой косе, нарушали эту земноводную пустыню, озвученную лишь тихим плеском и шепотом волн.

Адам с Айшой, преувеличенно охая и причитая, присели на бордюр пляжной клумбы, отделяющий территорию незнакомого прибрежного отеля, музыкально шумящего где-то с другой стороны здания, от выбегающего к морю открытого песчаного солярия (сейчас — как будто потухшего: кто-то повернул выключатель). Вася и Сина двинулись дальше. Сина разулась и, взяв босоножки в руки, побрела по мокрой полоске у самой воды. Вася не решился разуться и, топя туфли в песке, пошел поодаль по сухому.

— Эй, молодежь! — крикнула им вслед Айша. — Не уходите далеко. Лучше туда-сюда гуляйте!

Сина молчала. Вася не знал, о чем говорить. Он вдруг странно, неожиданно онемел, не понимая, с чего можно начать разговор. И — какой? Легкий, банальный, пустой? Стоит ли разбавлять пустяками эту прекрасную (пока еще непонятно — чем) для него ночь? Он по-новому, очень отстраненно, в первую очередь от себя, посмотрел на Сину, плывущую по фону ночного моря. Симпатичная, незнакомая и, в общем, обыкновенная девушка. Впрочем, если приглядеться…

Она ступала с небрежной грациозностью. Мокрый песок ласково принимал в себя маленькие ступни, а затем волны услужливо слизывали с ног темные сгустки, похожие на мелкую икру. Госпожа, царица!

А «царь» возник уже совершенно логично…

Он сидел на большом высоком камне-троне, у самого берега, освещенный луной, щедрой для всех в этот вечер. До одной ноги, в засученной штанине, доставали волны, ступня другой, поджатой к телу, покоилась на камне. Ладони замком обхватывали коленку, в которую упирался подбородок. Смуглый царь смотрел в море, и взгляд был задумчив, но при этом лицо не выдавало зрителю ни малейшего штриха потерянности или смятения. На нем была черная, шелковисто отблескивающая в лунных бликах, струящаяся рубашка. А длинные, волнистые темные волосы выглядели влажными и искрились в бликах отраженного света. А может быть, это морской дьявол, обернувшись человеком, только что вышел из воды, не успев обсохнуть?

Конечно, Вася сразу узнал его. Это был тот «осьминог», которого имел в виду Адам, та «акула», которую слегка испугалась Сина, человек, благодаря которому, кстати, произошло Васино знакомство с этой девушкой и ее родителями. Девушка также узнала своего дневного тревожителя. Вася заметил это по какому-то испуганно-восхищенному взгляду спутницы. Турок, напротив, не обратил никакого внимания на гуляющую пару, медленно бредущую по берегу, — видимо, таких мимо него за день проходит, проплывает, десятки, и от каждого достается этому морскому вампиру. Но сейчас, в лунный час, он уже пресыщен? Какая картинка перед ним? Что он ждет от темного, таинственного моря? В чем отчитывается перед ним?

Странно в этот момент звучит голос Сины:

— «Демон»?.. А может, «Мцыри»?

— «Буревестник»! — поддержал Вася ее искания и сам удивился своей версии, навеянной, скорее всего, тайной ревностью.

Но, отдавая дань справедливости, вскоре Василий признал, что, конечно, не он, белая чайка, а именно этот чернокрылый хищник гармонирует с тайным темпераментом Сины и с ее открытой гордой красотой, преисполненной скромного, но величавого достоинства. И ревность удалилась, а на смену ей пришло чувство благодарности к пляжному царю — за случайную встречу с интересными людьми, своим нехитрым общением в чем-то обогатившим Васю.

Обратным путем они так же молчали…

Теперь берег был совсем пуст, а камень одинок. Царь ушел, освободив трон, на который Вася вряд ли мог претендовать…

В гостиничном холле каждый из тех, с кем Вася провел сегодня вечер, протянул ему руку для прощального пожатия.

— Прощайте, Василий! Приятно было познакомиться вдали от родины, — Адам порылся в барсетке. — Не взял с собой визиток. Ладно… — он вырвал листок из записной книжки, черкнул там авторучкой и протянул Васе: — Наш московский телефон.

Адам не сказал: звони. Может, по рассеянности не сказал ничего. Ведь телефон не дают просто так. Васе даже не пришло в голову вручить, ответом, телефон свой. Видимо, от подспудного, въевшегося сознания того, что столичный житель вряд ли будет проездом в заштатном городке, тогда как редкого провинциала минует необходимость побывать в столице.

Вот и сейчас дорога из Турции домой пролегала через Москву, через международный аэропорт Шереметьево.

В самолете стюардесса предложила журналы, газеты. Вася взял какой-то еженедельник. Быстро нашел то, что искал. Это была подборка материалов по Северному Кавказу, составленная по письмам читателей.

«…Вспоминаю поведение чеченских студентов в московских общежитиях в советское время: десять держали в страхе тысячу. В чем дело, спрашивала я себя? Господи, восклицала я, что нужно сделать, чтобы толпа русских озверела и растерзала эту, в принципе, жалкую десятку? Опоить?..»

«…Думаете, чеченцы бегут в Польшу от русских солдат? Ерунда! Это версия для Запада, чтобы он их жалел и принимал. На самом деле они бегут от своих. От тейпов, от тех отношений, которые делают простых людей пушечным мясом, когда из-за их спин стреляют боевики, потом в результате „зачисток“ страдают эти люди, не смея сказать воинственным сородичам: остановитесь!.. Им легче убежать подальше, чем сказать против».