Михаил Чулаки - Долгие поиски

— Притирку, значит, сделал. — Потемкин объявил это с таким победоносным видом, будто в притирке вся мораль Васиной басни.

— Если кому автоматов не бояться, так Филипку, — сказал Мишка. — Я на что хотите заложусь, что ему среди нас долго не быть. Еще года три потренируется, и заберут его куда-нибудь на особый завод, где собирают спутники со сверхчистотой и сверхточностью, все равно как всех теноров в Большой театр забирают.

— Вот! — провозгласил Егор. — Вот в точку. Это в мой тост. Значит, есть такие, которых можно заменить автоматами, а есть — которых нельзя. Пьем за то, чтоб все мы стали незаменимыми.

— Не надо, чтобы все, — сказала Лена. — Я думаю, лет через сто, когда этих наших автоматов разведется как собак, рабочих останется совсем мало, и только такие, как Филипок. Может, один на шесть инженеров. И ценить их будут, как художников. Значит, за Филипка и пьем.

Она придвинула свою рюмку к его и быстро их поменяла. Филипок не заметил. Он был слишком смущен тостом. Покраснел. Но нашелся, что ответить.

— А я думаю не так. Потому что если он такой уж художник, ему обидно слепо делать то, что нарисует другой. Ему захочется свое выдумать. И конструктору обидно только чертить, ему захочется свою мысль руками пощупать. Наверное, это неизбежно, что сейчас разделение: инженеры только чертят, рабочие только точат. Ну а когда-нибудь перестанут разделяться. Потому что руки — они тоже думают, они голове подсказчики. Лена про художника сказала, так художник — он как раз пример того, про что я говорю: ведь не бывает так, что один обдумает картину, объяснит, а другой по его объяснению возьмет кисти, краски и нарисует. Нет же! Сам думает, сам смешивает краски, сам кладет на холст; и думает не отдельно, заранее, а все сразу — во время мазка думает. Вот так будет, я представляю. Вот.

Филипок обвел всех взглядом и увидел, что имеет успех. Он загордился и первый поднял рюмку.

— Вот и выпьем по этому поводу! — подхватил Мишка.

Люся внесла жаркое. Мишка поглядывал на нее все умильнее. Стоит ему хоть слегка выпить, и он сразу начинает влюбляться. Жена знает такое его свойство и старается одного на вечеринки не отпускать. Сегодня Мишка ее обманул, сказал, что собираются бригадой — чисто мужская компания.

— А танцевать когда будем? — спросил Мишка.

— Поешь сперва, — Люся слегка шлепнула его по затылку. Он ей тоже нравился, она прощала ему, что женатый, — значит, такая у нее судьба несчастная.

Раздался звонок — пришла Тамара. Она обиделась на Петю за то, что тот, вместо того чтобы прийти с нею, согласился идти за этим дурацким пивом. И в наказание опоздала даже больше обычного. Увидев в дверях его отчаянное лицо, она сразу поняла, что наказание удалось. И улыбнулась особенно нежно: чтобы сильнее почувствовал, какое счастье она ему несет.

— Я так торопилась, так бежала!

Рыжие джинсы в обтяжку, тонкая талия, перетянутая широким ремнем, значок-кораблик, поднятый грудью, как высокой волной! Петя разом забыл вчерашние неприятности.

Филипок раскраснелся и осмелел.

— Я вчера посмотрел в энциклопедию, что там пишут про наш рольганг, — рассказывал он Лене, но так громко, что все слышали. — А знаешь, какое там соседнее слово? Рольмопс! Смешно, правда? — И, уже обращаясь ко всем, спросил: — Кто догадается, что такое рольмопс?

Лена смотрела с уважением: он еще и энциклопедию читает!

— Так что такое рольмопс, а?

— Наверное, такой мопс, который в цирке играет роль, — сказал Вася.

— Иди ты, — разозлился вдруг Потемкин, — я знаю, мне дед говорил: это собака, дрессированная на кротов.

Филипок покачал головой.

— А я тебе говорю — на кротов!

Такое уж свойство у Потемкина: ни с того ни с сего бросается в спор неизвестно о чем, и чем меньше знает о предмете, тем яростнее спорит; даже нельзя назвать это спором, потому что Потемкин почти не приводит доводов, он утверждает и требует, чтобы с ним соглашались.

— Люся, — закричал Филипок, — это тебя касается!

Люся появилась на пороге с подносом: из остатков она успела наделать новых бутербродов.

— Люся, ты знаешь, что такое рольмопс?

— Не-а, — она застенчиво улыбнулась.

— Так знай: это свернутая кольцом селедка, а в середине разные пряности. Да, а селедка без костей!

— Значит, филе, — поняла Люся. — Сделаю для тебя.

— Чепуха! — Потемкин стукнул кулаком по столу. — Чепуха! Это собака на кротов. Ясно же сказано: мопс! Какой в селедке мопс?

— Он своими глазами читал, — попыталась Лена урезонить Потемкина. — Понимаешь, Саша, читал. В самой энциклопедии!

— Вранье! Издевается! Ученостью своей хвастает! Я сказал: собака на кротов!

Лена на всякий случай потащила Филипка в сторону. Надя сунула Васе в руку гитару. Вася сразу понял свою миссию и, не томя публику долгой настройкой, забренчал любимую песню. Припев выкрикнули хором:

Потемкин кричал самозабвеннее всех. Обстановка разрядилась.

Песенка эта появилась на заводе в тридцатые годы. Если не в двадцатые. Бригада синеблузников поставила номер, посвященный французской революции, и песенка повествовала о казни Людовика XVI. Песенка — уже тогда не совсем серьезная, а с годами и вовсе перешла в комический жанр. Ее постоянно переделывают и приспосабливают к злобе дня. В бригаде Ярыгина после куплета, посвященного спортивным доблестям Пети Сысоева, поют так:

А после куплета, повествующего о пьяных подвигах Бори Климовича:

Лена захлопала в ладоши.

— А теперь танцевать! Мы хотим танцевать! Мальчишки, двигайте стол!

Егор почти весь вечер просидел молча. В самом начале дал направление разговору и замолчал. Он и всегда за столом говорит немного, а сегодня, хотя и приказал не вспоминать про Мирошникова, снова и снова прокручивал вчерашний день, как кинопленку. И Оли нет рядом; он в ней разочаровался, не хочет больше видеть, а все-таки пусто. Рядом Лена, но Лена не спускает глаз с Филипка. Егору было странно, что красивая Лена, знающая себе цену Лена не спускает глаз с Филипка, совсем мальчишки, когда рядом сидит он, Егор. Вчерашнее ее бегство не поколебало его уверенности в себе.

И когда отодвинули стол, закрутилась пластинка, пока нерасторопный Филипок вставал со своей гладильной доски, положенной вместо скамейки, Егор взял Лену за руку.

— Пойдем?

Она беспомощно оглянулась на Филипка и как бы нехотя потянулась вслед за своей рукой. Егор медленно ступал под музыку и не знал, что сказать. Он, к своему удивлению, не почувствовал в ней душевного ответа, когда не важно, что говорится. Лена танцевала по обязанности и почти не скрывала этого. Танго словно создано для его пластичного охотничьего шага, в таком же рваном ритме приходится подкрадываться к глухарю, — но не возникло увлеченности, и Егор сам понимал, что танцует плохо.