Михаил Чулаки - Долгие поиски

— Ладно. По рублю, как всегда.

— Это как закон. Ночью привезу. Жди.

Вадим с дядей Сашей сидели на крыльце, благодушествовали. Дядя Саша уже начал было рассказывать историю про то, как приятель его сына, кок на сухогрузе, покупал в Марокко картошку, но прервал сам себя:

— Во-он твоя идет, потом доскажу. Проверяет, я так понимаю.

По дороге подходила Лиса. Настоящее ее имя Алиса, но Вадим на второй день знакомства прозвал ее Лисой, и если бы теперь он назвал ее полным именем, это означало бы, что они крупно поссорились.

Собственно, из-за Лисы Вадим и поступил в гараж. Во всяком случае — отчасти. Осенью они хотели официально пожениться, так нужно же подкопить немного денег: она студентка, он аспирант. Деньги нужны на все, но в особенности Вадиму хотелось на зимние каникулы отвезти Лису на Чегет. И при теперешних заработках Вадима они смогут себе это позволить. И даже больше: они купят приличные лыжи, ботинки. Приличные горные лыжи, хотя бы «эланы», стоят не меньше двухсот за пару, а если доставать «кестли» или «рормозер», то и за триста перевалят. И ботинки, «каберы», тоже все триста. Кто не понимает, скажут: мотовство, купи в магазине за сорок и катайся. А это все равно как если конструктору вместо ватмана чертить на бумажной скатерти. Лиса на лыжах почти не стоит, и не будет стоять, если ее пустить на деревяшках-«карпатах», тех, что называют на горе «фирма Дрова». Без хорошего инвентаря технику не поставишь.

Лиса заимела привычку заходить к нему во время дежурства. Если не каждый раз, то через раз точно. Можно считать, что она без него не может прожить и дня. Или видит свой долг в том, чтобы хотя бы отчасти скрашивать ему гаражную скуку. Или прав дядя Саша, проверяет? Нет, в последнее Вадим не верил, потому что их с Лисой отношения были основаны на доверии и свободе.

Вадим и сам рад был ее видеть, но немного Лиса его и стесняла. При ней ему еще никто не совал денег, но если бы кто-нибудь изящно вложил в ладонь пятерку, как сегодняшний владелец шпунта, мог бы произойти скандал и даже разрыв. У Лисы принципы — бывают такие люди. Не надо далеко за примерами ходить — собственный папа Вадима: работает искусствоведом в музее, получает свои сто двадцать и свято уверен, что порядочный человек может получать деньги только через окошечко учрежденческой кассы. А набит знаниями на сотню тысяч! Как-то раз папу пригласили посмотреть одну продававшуюся картину — фактически на экспертизу — и попытались потом дать в конверте не то двадцать пять, не то пятьдесят — так папа раскричался, словно ему сунули взятку. Вот и Лиса. Нет, с Лисой даже хуже: у нее не просто нерассуждающая порядочность («деньги только из кассы!») — нет, у нее возвышенная теория: однажды объяснила, что тот, кто начинает суетиться, разрывается на мелочи, на сиюминутные дела, тот предает свой дар и не способен уже быть ни ученым, ни художником. Обосновала и цитатой: «Служенье муз не терпит суеты…» (А можно ли в ведомство Урании, музы астрономии, включить всю математику? Науку, родственную искусствам?) Но ведь то, что у Вадима теперь приятно шуршит в кармане, ей нравится. Неужели думает, будто это такие растяжимые кооперативные восемьдесят? Но пытаться спорить, пытаться раскрывать глаза — упаси бог! Поэтому каждый раз, когда Лиса появляется в гараже, Вадим балансирует на краю пропасти: сунется частник со шпунтом или вагонкой — и сорвешься…

Лиса, как всегда, блестяще одета. Как она умудряется на стипендию? Отца у нее нет, мать — учительница. Денег Лиса, пока не поженились, от Вадима не берет, на этот счет у нее абсолютно незыблемый принцип. Но вот одета, и все тут! Джинсы не меньше чем югославские. На плече висит замшевая сумка. Если пойдет дождь, из сумки явится складной японский зонтик. Правда, на ней все смотрится. Потому что золотистые волосы, свободно падая, достают до поясницы. Потому что при ее фигуре любая блузка кажется шедевром легкой промышленности. Потому что у нее тонкое и строгое лицо гриновских женщин, и непонятно, почему она не стоит на носу летящего на всех парусах брига, почему, на худой конец, не снимается в кино — что ей нужно на сухом физическом факультете? В общем, такая девочка, на которую всегда все оглядываются. Даже у Вадима еще не было такой, а он всегда выбирал тех, на которых оглядываются, с другими просто не знался.

— Привет, — сказала Лиса. — Загораете? Дядя Саша, я «Ту» достала, хочешь?

Лиса общалась с дядей Сашей на курительной почве. В городе как раз пропали хорошие сигареты, так что то, что Лиса достала «Ту», было скромным, но почетным достижением. Сам Вадим не курил, и новости о состоянии табачного рынка он узнавал от Лисы. А дядя Саша курил «Север», и от слабых сигарет у него начинался кашель, но когда угощала Лиса, он брал любые и даже делал вид, что ему нравятся. Вообще дядя Саша, хотя Лису иногда и поддразнивал, относился к ней нежно, как к собственной внучке.

Дядя Саша закурил «Ту».

— Ну как у вас? Машину никакую не украли? Мне все время страшно: вдруг украдут! Вам тогда придется платить?

— Ну что ты! — Дядя Саша все-таки закашлялся, махнул рукой, не то разгоняя дым, не то показывая нелепость такого предположения. — Выгонят на худой конец, как Химича.

— А за что Химича?

— Заснул, а у него увели тулуп, в котором зимой ходим. Да черт с ним, дрянь мужик. — Дядя Саша поискал сравнение и объяснил: — Хуже Петровича.

А Вадим все молчал. Просто любовался Лисой. Наконец сказал:

— Посмотри, что у нас в будке. Только внутрь не лезь.

Лиса заглянула. Подошла осторожно, привстала на цыпочки — не чтобы лучше видеть, а чтобы тихо.

— Ой! Какие! Слушай, Волчок, а они живы? Лежат так.

В хорошие минуты Вадим становился Волчком. И потому, что в сказках они всегда вместе: Волк и Лиса, и потому, что после книги Моуэта волк стал символом благородства, по крайней мере среди читающей публики.

— Были б не живы, она б их сразу сожрала, — сказал дядя Саша.

— Ну что ты говоришь! Ведь дети!

— Прошлый раз так и было. Трое подохли, и сожрала. Прихожу, у ней морда в крови. Противно.

Этого о Гайде и Вадим не знал. Действительно, противно. Зарыла бы, что ли, но жрать!..

— А можно их потрогать? Она же меня знает.

— И не думай. Она сейчас никого не подпускает!

— Немножко.

Вадим подошел, собрал в кулак ее волосы — так, для страховки, чтобы выдернуть ее в случае чего.

— Я пройдусь, посмотрю, где как, — сказал дядя Саша. — Побудете, да?

Тактичный старик.

— Я на завтра взяла билеты на Якобсона. На дневной спектакль.

— Ну и зря. Нужно было спросить сначала. Я завтра днем занят.

Собственно, этими репликами тема была исчерпана: у них не было принято уговаривать друг друга, объяснять причины, — занят, значит занят, ибо они с самого качала провозгласили обоюдную свободу и стоически держались этого принципа. Например, Вадим звонил ей утром, звал за город, а она отвечала сонным голосом: «Я так хочу спать, я вчера ужасно поздно вернулась!» И он не спрашивал, откуда она вернулась так поздно. Поэтому следующая реплика Лисы была уже как бы проявлением слабости с ее стороны: