Владимир Зарев - Разруха

— Они конечно, не новые, но в хорошем состоянии. Белые. Изящные. На лебедей похожи.

— Беушные лебеди… — рассмеялся Боян.

— Ты зубы не скаль, лучше звони своему дядюшке Георгию. Всё, как всегда-ввозим бракованную муку для фуража. И не забудь, а то я погорю по полной.

— Не забуду, — сказал Боян и черкнул напоминание в рабочий блокнот на столе. У него болела голова, руки дрожали, как после пьянки, а через час ему предстояла встреча с новым директором Агентства по приватизации — их меняли, как носовые платки. Он должен был передать ему документы по участию в торгах, срок истекал через двадцать четыре часа.

На следующий день Боян не пошел на работу, решив дать себе передышку. Он чувствовал, что если не уберется из Софии, то просто рухнет от истощения. В тот день Боян спал допоздна, потом принял душ — все у него болело: суставы, мускулы, шея, голова казалась чужой. Они с Магдалиной уехали вдвоем в Пампорово. На подъемнике поднялись на вершину «Снегурочка», и там, опьяненный кристально-чистым воздухом, взбудораженный высотой, возвысившись над гордыми горами, он испытал чувство, словно озирает все это очами Бога. Словно у него в ногах лежит весь мир — покоренный, покорный и прекрасный. Благоухали горные травы и отцветшие целебные растения. Высоко в раскаленном белесом небе парил орел. Они быстро пообедали и сняли номер в отеле. Красота Магдалины увлекла и обессилила его. А потом они созерцали свое уединение, блаженное одиночество, совсем как в Созополе.

— Кажется, у меня все получится, — сказал он.

— У тебя уже получилось, — ответила она, лежа в его объятиях, — я в этом уверена.

— А выкрою-ка я дня три, а может, и все пять, и съездим с тобой в Созополь. Я только что подумал о Созополе.

— Вот это щедрость! — улыбнулась Магдалина.

— Было бы неплохо взять с собой и Пеппи, — сказал он и смутился.

— Это было бы здорово, — смутилась и она, выползая из постели, чтобы скрыть свою растерянность.

Как только он включил на пути в город свой мобильник, его тут же выловил Краси Дионов. Это был его пятый звонок. У него дрожал голос.

— Что он хочет от тебя, этот балканский чемпион, он ведь отдыхает в «Дюнах»? — спросила Магдалина.

— Он уже вернулся. Ему торги не дают покоя, — счастливо рассмеялся Боян.

— Не ври, — он почувствовал ее взгляд на виске, растущую тревогу, нужно было срочно что-то придумать. — Боян, у тебя действительно все в порядке?

— Почему бы тебе не вздремнуть?

— Когда я с тобой, когда мы с тобой вдвоем, мне не хочется спать, — ответила она.

На следующее утро Краси Дионов заявился в его офис в девять утра и больше не оставлял Бояна в покое.

— Ты работай, работай, я мешать не буду. Понимаю, у тебя встречи…

Мобильник Краси запел «Когда я был подпаском…», Боян знал, что на эту музыку тот переключил все VIP номера. Разноглазый глянул на дисплей, увидел, кто ему звонит, и перекрестился левой рукой. Весь его разговор состоял из лаконичных «да» и «нет» с придыханием.

— Звонил мой человек, я ему полностью доверяю, он проверил хлопок в Турции и сопровождает его к границе. Больше он мне звонить не будет, теперь очередь за твоим дядюшкой Георгием…

День выдался тяжелый. По ходу дела Бояну приходилось наверстывать упущенное вчера. Он не позволил себе пообедать, как-то пережил день на кофе, витаминах и минеральной воде. А когда вышел из кабинета — вздрогнул от удивления. Время шло к девяти вечера, на улице уже смеркалось, а Краси Дионов, развалившись в приемной у секретарш, в кресле читал книгу.

— Не знал, что ты умеешь читать, — похвалил его Боян.

— Учусь, как видишь. Пришлось купить этот триллер в киоске внизу… а ты меня не под…еживай.

Они направились на бульвар «Витоша», в клуб Краси. Нужно было убить время до десяти. Стол уже был накрыт. Пианист играл только для них, время от времени поглядывая в их сторону.

— Как ты выдерживаешь этот голод, ботан? — спросил Краси с набитым ртом, глядя на Бояна теплым карим глазом. — Я там чуть не сдох.

— Я же не борьбой занимаюсь, а умственной деятельностью, — резанул Боян. — Его раздражение переходило в злость. Он позвонил Магдалине и предупредил, что задержится.

— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила она, ее не покидала вчерашняя тревога.

— Я тоже задаю себе этот вопрос, — нахмурился Краси Дионов, — все ли в порядке… Дядюшка Георгий, он свое дело знает… все, как всегда.

— Как всегда, — успокоил его Боян, — по документам ввозим низкокачественную фуражную муку. Добросовестные фермеры добавляют ее только в самые калорийные силосы.

— В этом вся прелесть фуражной муки, что она пованивает, потому что и «хлопок» с запашком. Ни одна собака не унюхает, что там в мешке с заплесневевшей мукой. Но дядюшка Георгий…

— Он сегодня на смене.

— Тем ни менее, дядюшка Георгий…

— Не беспокойся, он обо всем позаботится.

— Куда он девает все эти бабки, которые мы приносим ему прямо на сковородке?

Боян промолчал.

— Наверное, жарит или тушит в каком-нибудь банке, а, ботан?

Боян не ответил. Пианист играл великолепно. Он похвалил его перед Краси, тот заслуживал похвалы.

— Профессор, преподает в консерватории, — обрадовался Краси, — днем натаскивает студентов, а вечерами здесь, у меня, развлекает гостей. Профессор-то он профессор, но коль не усвоил ремесло дядюшки Георгия, получает у меня по двадцать левов за вечер.

— Мог бы и раскошелиться, этого мало.

— Поехали уже, а то у меня сосет под ложечкой. Колумбийца я распорядился отвезти в «Илиенцы», на твой склад.

Они решили ехать на машине Бояна, что радовало, так как в присутствии Прямого им приходилось помалкивать. Таким неприкаянным и не нужным самому себе он себя не чувствовал уже многие годы. Да и объелся к тому же, сырое рубленое мясо бурчало в желудке. Потом он задремал. «Как всегда», фура должна была припарковаться на бензозаправке, не доезжая до ресторанчика «Черная кошка». Она их ждала. У шофера, мальтийца, была странная прическа — выбритая наголо голова, как у буддиста, с торчащим красным гребнем посередине. Он напоминал ощипанного петуха. Краси Дионов перекрестился и обмяк.

Машина свернула с окружного шоссе направо. На обратном пути в Софию они ехали медленно, Прямой учитывал темп движения фуры, а она была не первой молодости. Наконец, почти в полночь, они приползли в «Илиенцы», братки Краси ждали их у шлагбаума на складе. Небрежно разбросали мешки с мукой, отсчитали и отделили штук двадцать и понесли их в комнатку на втором этаже. Потные, обсыпанные мукой, они походили на пекарей, пекарей с золотыми цепями на шеях. Краси расплатился с петухом-шофером и отослал его в курятник.

Голая лампочка в скудные шестьдесят ватт, засиженная мухами, освещала грязную, запущенную комнату с пустым стеллажом, кухонным столом и четырьмя стульями. На одном из них сидел колумбиец, по-американски положив ноги на стол. Боян ожидал увидеть элегантного ловкого мужчину среднего возраста, а этот был совсем молодым, похожим на бомжа в своих вытертых джинсах и застиранной футболке с надписью «boss», с глазами-щелочками, как у китайца, и нездоровым цветом кожи. Дешевенькие пансионаты в окрестностях Софии были забиты такими субчиками из Афганистана, Ирана и Ирака. Он жевал жвачку, демонстрируя крупные желтые зубы, взгляд колумбийца, казалось, тоже желтый, как масло в лампадке, был обращен куда-то внутрь. Он снял ноги со стола и закурил сигарету. Братки осторожно распороли мешки и стали доставать из них пакеты в коричневой упаковочной бумаге, выкладывая их на стол. Пакетам не было конца-краю. Только теперь Боян дал себе отчет о масштабах этой сделки и почувствовал, что ему стало жарко. Сонливость как рукой сняло. Рядом с ним шумно дышал Краси Дионов — как борец, закончивший схватку, и еще не сошедший с ринга.