Пол Бейти - Продажная тварь

Наступил ноябрь, с дня стрельбы прошло примерно полтора месяца, и я достиг больших успехов в отношениях с Марпессой и куда меньших в деле сегрегации Диккенса и повышения урожайности картофеля в Южной Калифорнии: меня отвлекал более-менее регулярный секс. Почему не растет картофель, я знал — из-за слишком жаркого климата. Что же до разделения людей по расовому признаку, тут на меня нашло затмение — а День гетто все приближался. Возможно, я ничем не отличался от других современных художников и был способен всего на одну книгу, один альбом, одно отвратительное деяние, полное огромной ненависти к себе. Мы с Хомини отправились на грядки, отведенные под картофель. Я, стоя на четвереньках, проверял состояние компоста, плотность грунта и втыкал в землю красно-коричневые семенные клубни, а Хомини генерировал идеями решения проблемы сегрегации, забив при этом хуй на свою основную обязанность — уложить шланг с проколотыми мной отверстиями дырочками в верх.

— Масса , а что, если все, кто нам не нравится, будут носить специальные значки, а мы отправим их в лагеря?

— Было уже.

— Ладно, а вот так: рассортировать людей на три группы: черные, цветные и богоподобные. Ввести комендантский час и пропускную систему…

— Устарело, дорогой черный невольник.

— Но в Диккенсе получится, потому что мексиканцы, самоанцы и черные разных оттенков коричневого. — Тут он бросил шланг мимо борозды и полез за чем-то в карман. — На дне у нас будут свои неприкасаемые. Совершенно бесполезные люди. Фанаты «Клипперз» [170] Los Angeles Lakers и Los Angeles Clippers — конкурирующие команды Национальной Баскетбольной Лиги. , регулировщики дорожного движения и те, кто выполняет грязную работу, связанную с человеческими и животными отходами, — как ты, например.

— Если я неприкасаемый, а ты мой раб, то тебя куда определим?

— Я — талантливый драматический актер, значит, буду брахманом и после смерти достигну нирваны. А ты попадешь туда, где ты, собственно, и есть: будешь валяться в коровьем дерьме.

Я был признателен за такую дружескую поддержку, и пока Хомини продолжал болтать о варнах и индийской кастовой системе применительно к Диккенсу, до меня дошло, откуда у меня появился ментальный блок. Я просто испытывал чувство вины. Я был как Arschloch на Ванзейской конференции [171] Ванзейская конференция — совещание представителей правительства и руководителей нацистской партии Германии, состоявшееся 20 января 1942 года на озере Ванзе на вилле «Марлир» в Берлине. На Ванзейской конференции были определены пути и средства «окончательного решения еврейского вопроса» — программы геноцида еврейского населения Европы (в настоящее время используется термин Холокост). , или парламентарий-бур в Йоханнесбурге 1948 года [172] Речь идет о Соуэто, группе поселений на юго-западной окраине Йоханнесбурга. Место для принудительного проживания африканского населения во время апартеида (1948–1994). , или как бы хипстер в жюри «Грэмми», в попытке сделать премию всеохватной, предлагающий добавить такие бессмысленные категории, как «Лучшее R&B-исполнение, сольное, дуэтное/групповое или совместное — вокальное или инструментальное», «Лучшее инструментальное рок-произведение, написанное солистом, умеющим программировать, но не владеющим игрой на музыкальных инструментах». Я был идиотом, когда сидел на всех этих заседаниях, посвященных распределению железнодорожных вагонов, или освободительной борьбе банту в Африке, или альтернативной музыке, и у меня не хватило духу подняться и сказать: «Вам, блин, не кажется, что сегодня это дико?»

Картофель был посажен и присыпан компостом, а шланг уложен в канавку. Теперь нужно было проверить, как работает моя самодельная оросительная система. Я повернул вентиль и стал наблюдать, как тридцатиметровый зеленый шланг раздулся, зашевелился как змея и пополз по проложенному маршруту: мимо зарослей стручковой фасоли, испанского лука и огибая грядки с капустой. Тут из дырочек брызнули шесть фонтанов, описывая в воздухе высокую дугу, при этом не попадая на картофельную грядку, а превращая пустующий участок возле забора в мини-пойму. То ли я сделал слишком маленькие дырочки, то ли напор воды был слишком сильным — но в этом году своей картошки мне точно не видать. На следующей неделе обещали тридцать градусов жары. В такую погоду не приживется ни один корнеплод.

— Масса , ты собираешься выключать воду или нет? Зря тратишь.

— Да-да, знаю.

— Может, в следующий раз лучше посадить картошку в этой грязи, куда достает вода?

— Нельзя. Там отец похоронен.

Эти уроды не верят, что я похоронил его во дворе. Но это правда. Я попросил своего адвоката Хэмптона Фиска оформить задним числом нужные документы и похоронил отца в дальнем конце сада, где до того был пруд со стоячей водой, который потом высох. На этом месте ничего не растет. Так было до смерти отца, так оно и теперь. Я даже не поставил никакого надгробия. Еще до Марпессиного дерева сацума я посадил там яблоню, своего рода кенотаф. Отец любил яблоки. Он ел их все время. Не знавшие его слишком близко считали, что у него отменное здоровье, потому что он не появлялся на публике без «макинтоша» и банки сока V8. Отец любил Бребурн, Гала, но самый его любимый сорт — Хани Крисп. Попробуй предложи ему Ред Делишес, и он так на тебя посмотрит, словно ты оскорбил его маму. Жаль, я не проверил карманы его куртки, когда он умер. Уверен, нашел бы там яблоко. Он всегда брал с собой хотя бы одно, чтобы погрызть его после заседаний клуба. Думаю, что в тот раз было яблоко Голден Рассет, они хорошо лежат до зимы. При этом у нас никогда не было яблонь. Отец ругал заносчивых белых с Вест-Сайда, но сдается, что ему просто нравилось ездить в супермаркет Geldon’s, где можно было купить яблоки Опалесцент по девять долларов за килограмм, или на фермерский рынок, чтобы поискать там Энтерпрайз. Мне нужно было выбрать для отца особенную яблоню, и я доехал до Санта-Паула. С конца девятнадцатого века Корнельский университет выводил самые лучшие сорта. Это была замечательная школа. Если хорошо попросить и оплатить доставку и транспортировку, приходила посылка с поздним сортом Джонаголд, сладких, как сама благая весть. Но в последние годы по неизвестной причине Корнелл стал лицензировать новые сорта, и саженцы продавали только местным фермерам. Если ты не живешь на севере штата Нью-Йорк, то, значит, не повезло и придется довольствоваться по случаю импортированной Флориной. Сегодня яблони из университетских садов Женевы, штат Нью-Йорк, тоже можно найти только на черном рынке — как кокаин из колумбийского Медельина. Моей зацепкой оказался Оскар Сокало, мой товарищ по лаборатории в Риверсайде, который потом уехал в Корнелл в аспирантуру. Встреча была назначена на стоянке в аэропорту. В небе проходило авиашоу. Деревенщина летала на старых бипланах, разгоняя свои «Сопвич Кэмелы» и «Кёртисы» до максимально возможных скоростей. Оскар захотел, чтобы «сделка» состоялась «из окна в окно» — как в детективном кино. Образец был таким вкусным, что я собрал ладонью сок с подбородка и облизал ее. Не знаю почему, но самые охуительные яблоки чертовски похожи на персики. Я привез домой готовый к посадке саженец высокоурожайного сорта Бархатный, фаворит яблочного мира, идеально хрустящее и полное витамина С. Я посадил его в полуметре от места, где покоился отец. Я хотел создать тень. Но через два дня дерево умерло. А яблоки приобрели вкус ментоловых сигарет, печёнки, жаренной с луком, и дешевого рома.