Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

— Я как защитник, и человек, неплохо разбирающийся в стрелковом оружии, хочу обратить ваше внимание, что патроны, указанного вами калибра, подходят и к другим видам, как пистолетов и револьверов…

— К примеру?

— Пистолет «Кольт Анаконда», калибра 44, револьвер «Смит енд Вессон М629», «Гризли», все они калибра 44, о есть 10,9 миллиметра.

— Нууу…, может быть, ну вот пока пистолет…

— Я хочу сказать, что вот эти показания, даже, если такой пистолет и был у моей подзащитной, не являются доказательством в совершении преступления.

— Ну хорошо…, а что вы можете сказать по этому поводу, если можно поподробнее, сами понимаете… — После нескольких слов с адвокатом, Виктория, собравши все волю в кулак, приступила к изложению, с полным пониманием, что именно хочет от нее добиться этот следователь:

— Для начала, пистолет о котором вы так хотите услышать «большой черный» — это Браунинг «Хай Пауэр», калибра девять миллиметров, подчеркиваю девять! А не как вы утверждаете 10,9! Сравните размеры 9 на 19 и 10,9 на 32,5! Почувствуйте разницу! Но это же любой эксперт должен заметить! Куплен он по полученному разрешению официальным образом, лет десять назад, в связи с ситуацией вокруг моего бизнеса, на тот период проводящимся пятьдесят на пятьдесят с государственными компаниями…, руководители моего уровня получали охрану и вооружались по отдельному постановлению правительства. Далее, то, что вы привели в виде показаний, неизвестного мне человека, похоже на известное покушение на меня и одного из учредителей, бывшее несколько лет назад. Тогда по нам, прогуливающимся по набережной, был открыт огонь из автомобиля, именно указанной вами марки, в ответ мы сами открыли огонь…, отбились короче. Был в этой машине этот «Нечай» или не был, понятия не имею! По этому поводу было возбуждено уголовное дело, мы давали показания, кстати, ваш этот «Нечай» тогда был арестован и дело вел Андрей Михайлович Хлыст, но посадить никого не удалось, хотя и дело довели до суда — откупился, вот именно с этим он приперся, когда Виталик и Никита заболели, как знал поддонок…

— Ну… вы посдержаннее…

— А почему я должна сдерживаться, когда говоря правду? А вот вы почему-то из контекста пару строк вырвали, и пытаетесь на их основе меня обвинить!.. Вы что, на его стороне? Мне плевать, что вы там пишите, я вам могу сказать, что благодарна тому, кто убил этого негодяя! Сколько бы он еще судеб погубил, сколько людей сделал несчастными, и очень хорошо, что его остановили! А вот вы не смогли…

— Виктория Вячеславна, я как ваш адвокат…

— Ну что Самул?!

— Я полностью вас поддерживаю и так же считаю!..

— Ну, гражданеее…, вы вообщее… Ну вот я мало ли что считаю… Это же допрос, это ведь закон!

— Слаб то ли закон, то ли вы! Да только, если бы вы его, как положено, посадили тогда, не было бы сегодняшнего безобразия! А так и получается, что сажаете не его, а меня, ту, в которую он стрелял! Так кого же вы защищаете то?!

— Должен заметить, Всеволод Яковлевич, резонное ведь заявление — стыдно, ведь такое слышать-то…

— Да что вы знаете то! Да вы знаете, сколько сил мой учитель то Андрей Михайлович на это дело положил?!..

— Она знает, она даже знает, как он умер, и кто ему помогал, только вот вас там не было! Ваш учитель… — где вы были, когда он болью харкал?..

— Вы не имеете право…

— Извините, Бога ради, не хотел вас задеть, мы просто с Андрее Михайловичем некоторых образом общались, как раз тогда, когда вы все от него отвернулись… Он, мягко говоря, от этого пребывал в шоке… — Следователь покраснел, не имея и слова в свою защиту. Именно сейчас он впервые почувствовал зов совести, как бы голосом Хлыста и на минуту сбился с доказательной логики. Он сомневался в своей версии, но и знание, приобретенное за время учебы и службы, говорило — так всегда в запутанных делах, и конечно, обвиняемые и их адвокаты очень быстро могут запутать своими доводами, а потому нужно держаться, ведя дело до конца!

Ощущая возникшую слабость, при которой доводы защиты наиболее слышны, Самуил Цезаревич поддерживал напористость не унимающейся Виктории, продолжавшей свой спич:

— Что вам еще… Пистолет хранится в сейфе одного из банков, по гильзотеке проходит, поэтому можете легко сравнить с использованной для убийства пулей… — Конечно, Плевако не отставал и сам:

— Прошу прощения, а вы, уважаемый следователь, по гильзотеке-то пулю пропускали — это же в первую очередь делают…

— Нам еще не прислали ответ…

— Вот тебе раз! А как же вы тогда пистолет то принадлежащий Скуратовой…, как же можете вы утверждать, что именно из него…

— А мы не утверждаем, что из него…, мыыы…, если есть…, это может быть и другой…

— Это же чудовищно! Ну вот Хлыст даже мысли бы такой не допустил, он бы даже право за собой иметь такую мысль не признал! Неужели вся плеяда следователей пропала вместе с…

— Ну мы имеем еще многое, что… Не отвлекайте!.. Виктория Вячеславовна, ну так раскройте тайну, почему вы отдали деньги, если я не ошибаюсь почти миллион долларов?…

— Миллион двести пятьдесят…

— Вот именно! Ну вот можно было бы по-другому?…

— Может быть и можно… Но это, что бы понять нужно с…, даже не знаю, как объяснить свое состояние…

— Начните, хоть с чего-нибудь… — Вика посмотрев на Самуила, тот заставляя себя не отрываясь, глядеть в ее глаза, но не имея вид сострадательный, а напротив победный, не хорошо так сравнивать, но возможно именно такого взгляда хотел Христос от своего Иоанн Богослов, выражающего понимание совершаемой им Жертвы, хотел, но знал, что не его не будет, ибо не та была вера ученика, отсутствовало и понимание происходящего, восприятие Учителя, как Господа, осознания величия исторического момента и своего места в Евангельской истории, ни будущего, ничего…

«Бог — есть любовь» — говорим мы, но и сострадание не существует без любви одного человека к другому, не как мужчины к женщине, или наоборот, а как брата во Христе к сестре…

А кто сказал, что «Возлюбите друг друга, как я возлюбил вас» — это не про этих двух людей, видящих друг друга только второй раз? Не было в этих взглядах супружеской или плотской подоплеки — не было, и быть не могло:

— С Богом, сестра… — Следователь не расслышал, но не стал переспрашивать, его вполне устраивала такая напряженная духовная атмосфера, именно в такой научен он был, в момент эмоционального всплеска, пользоваться слабостью опрашиваемого, скрывая свою, подлавливать, расшатывать дальше, глубже, конкретнее. Профессиональные особенности накладывали свои отпечатки, которые он начал применять и семье, и с друзьями, даже не отдавая себе отчета в своей грубой увлеченности…

— Хорошо, я попытаюсь…, ведь кто-то должен это остановить. Очень надеюсь, что вы поймете…