Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

Тогда перепуганные медики, пошли более простым путем, называли его фамилию, показывая свое уважительное отношение к ней, наконец, он понял, или сделал вид, что догадался, будто понял, начав соглашаться. Поскольку немцы задавали вопросы, которые могли иметь только один ответ «да», то получая, положительные ответы, на свою голову имели еще большие причины для опасений, заявить о которых в полиции не решались, поскольку на внука великого политического деятеля, которого они признали в Сталине, жаловаться из-за одного родства было глупо.

Избегая, как им мнилось, политического скандала, они старались оказывать услуги, пытаясь делать это по минимуму, в результате загнав себя в ситуацию, при которой им казалось, что лучше терпеть убытки, но не стать его причиной. Иван Семенович, не задумываясь, на все отвечал, как мы уже заметили, согласием, врачи же не догадались, хотя бы раз поинтересоваться, мол, может быть все в порядке? — на что получил привычное одобрение.

Наконец в клинику явился, как спаситель, высокий церковный чин, сопровождаемый и германскими и российскими чиновниками. Совсем озадаченные было онкологи хотели пасть в ноги, мол, ни вели казнить, вели слово молвить, но их на счастье пожаловавший Епископ знал несколько иностранных языков, среди которых оказался и их родной. Честь врачебного мундира была спасена, правда всплыла на поверхность, открывшая глаза самим пострадавшим, собственная близорукость, которой они никак не могли от себя ожидать.

Случай этот облетел весь медицинский мир, кто-то пошутил, предложив назвать клинику громким именем пациента, над этим посмеялись, но напоследок попросили, все таки, оставить запись в книге важных гостей…

Вернемся от шутки к своим «баранам». Увидев своего духовного отца, Иван, было рванулся к нему с постели, правда смог только немного приподняться — еще было тяжело, хотя, когда ему помогали пересесть на кресло-каталку, точь-в-точь, какую он подарил в свое время Хлысту, он весьма уверенно гонял по коридорам, но именно сейчас оказался бессилен. Увидев всю свиту, немного напрягся, но получив объяснения, что это положено по его статусу, удивился, недопоняв по поводу статуса:

— Не знал, что в церкви так все круто! Вот почему я протоиерей? Сейчас бы рядом был консул…

— А я и не протоиерей..

— А кто же?

— Владыка… — Скромный ответ, заставил выпучить глаза больного, будто ему сильно ударили по затылку кувалдой:

— Это как…, я значит…, значит вы…, но как такое может быть?…

— Ну так вышло…, а потом я понял, что если бы ты узнал, мой чин сразу, то замкнулся бы и отмолчался, ты же не приемлешь над собой начальства и вообще избегаешь любого, кто может тобой руководить… Так ведь…

— Ну да…, ну все равно, как-то вот неожиданно…

— Это совершенно ничего не меняет! У меня, к сожалению, совсем мало времени. Ну рассказывай как Виктория… — Вкратце Сталин рассказал о произошедшем в аэропорту и после, что узнал из телефонных переговоров, поведал о больше своей вине в этом уголовном деле, о планах, и выборе, который прямо сейчас хотел бы сделать, чем заставил Владыку посерьезнеть, будто самая грозовая туча спустилась на клинику, а молнии засверкали между его глазами, настолько это впечатляющее зрелище, что Иван чуть было не пожалел о сказанном. Немного подумав, епископ произнес странные слова:

— Так, сын мой, вот что…, дайка мой телефон, кому сам сочтешь верным, у меня есть чем промотивировать суд в сторону принятия решения об освобождении… Сам лечись — на Родину вместе вернетесь с Викторией…

Зная Владыку, больной сразу понял, что причины для переживаний у судьи точно есть, дал обещание, и по отбытии Владыки сделал все необходимое, хотя не понял, каким образом они с Викторией могут вернуться на Родину вместе….

Из клиники духовный отец болящего, сразу же отправился в аэропорт, чуть не опоздав на свой рейс. По прилету ему позвонил Самуил, представился, ответил на ряд вопросов и с удивлением положил трубку на место, понимая, что суд посетит, среди прочих и высокопоставленное церковное лицо, ради представления неопровержимого доказательства невиновности Виктории.

Будучи человеком воспитанным, он не стал интересоваться, чем именно может помочь Владыка и постарался не думать об этом до послезавтрашнего заседания.

Случается, что человек все свою жизнь проживший в русле одного течения, воспринимая его единственно возможным и идеально правильным, встречает другой «рукав» или приток, впадающий или расходящийся. Обстоятельства заставляют его выбрать новое направление, оказывающееся невероятно привлекательным с чистой водой, песчаным дном, спокойными обитателями «берегов», готовыми не напасть, а приютить в случае надобности. Водный новый путь, в свою очередь, впадает в «обширное озеро» нового мировоззрения, кажущегося бесконечным, где не заходит солнце, нет зла, от путника же ничего не требуют, надеясь на эти самые обстоятельства, личные, его свободу и свой пример, и, конечно, не поддельность, к которой привык новичок, а настоящность, которая не может не преобразить его.

Человеку интуитивно не хочется покидать этот край, быстро соглашаясь, остаться в нем, он неминуемо, «чудесным образом», становится другим. Возвращаясь к чистоте новорожденного, забывает о прежнем, как о чуждом, готовится духовно и морально к неизбежному своему переходу в другой Вечный мир, уже не боясь умирать здесь, зная доподлинно, что оживет Там…

Сталин, встретившись с Хлыстом, именно попал в новое «русло», здесь не столько встретил, сколько увидел настоящую прекрасную сущность многих разных людей, благодаря чему, рассмотрел и что-то свое, ставшее началом, кропотливой работы по изучению себя внутреннего.

Еще недавно он спокойно оправдывал свои убийства педофилов, насильников других не хороших и разных людей, принимая мелкие, как он считал, оплошности, за «щепки», которые «летят, когда лес рубят», но неожиданно увидев свою эту мерзость пред Богом, ужаснулся, понял вдруг, что нет оправдания убийствам, ибо как по словам блаженной Пелагеи, держащей на своих руках двух младенцев, должных во взрослой жизни своей отрубить головы своим родителям, о чем она прозорливо знала: «Убить бы их стоило, так ведь они вышли на свет Божий», а значит: раз Господь дал жизнь, значит, они имеют право на нее, и не дано право человекам, решать самостийно, кому жить, а кому умирать — на то закон и воля Божия!..

Вот смотрел Иван Семенович на разницу лечения на Родине и здесь, в ненавистном ему зарубежье, видел есхожесть отношения к больным, понимая, что здесь основа любезного отношения к нему деньги, которые он платит, а дома — душа человеческая прежде денег то стоит! Встречал он врачей, выбивавшихся из сил, еле сводящих концы с концами, но выполнявших и больше возложенного на него, были и другие, но о них смысла нет думать — ошиблись в выборе стези, а жить хорошо хотят, вот трепят готовых отдать последнее, боящихся расстаться с жизнью больных. Как можно осуждать, кого-то из них — все слабы и все грешат, а он более всех!