Януш Вишневский - Все мои женщины. Пробуждение

Они тебя оба очень, очень любят. Рассказывали мне, что иногда ты, как в детстве, спускаешь им на веревочке книжки, чтобы они читали. А иногда — бутылки польской водки. А потом мы хохотали. Я их спросила, не пугают ли их мои крики по ночам. Этот скромник Алекс притворялся, что не понимает моего вопроса, а Вольфганг спросил, слышим ли мы их. Я не слышала. А ты слышишь? Потом Вольфганг дал мне свою визитку. Чтобы я, если что, никогда больше не ждала под дверью. Так что, видишь, как бывает, иногда то, что ты опаздываешь, оказывается даже к лучшему…

…В тот вечер Он решил, что сделает для нее второй комплект ключей от квартиры. Это была не слишком удачная идея. Теперь Он был уверен, что она не ждет Его у подъезда и приходил домой намного позже. Сначала она старалась этого не замечать, но с какого-то момента стала Его в этом упрекать. Иногда у Него как будто случалось дежавю: Ему казалось, что Он уже когда-то слышал все эти слова и что узнает этот раздраженный тон и нервный, полный злости голос. Она тогда напоминала Ему Патрицию. Во время скандалов.

До вечера субботы они почти не вылезали из постели. Утром Он ехал на скутере в пекарню за булочками и ее любимыми круассанами, готовил для них завтрак и с ароматным кофе на подносе возвращался в постель. Под вечер она переодевалась в новое платье, и на такси они ехали в какой-нибудь концертный зал, где в кассе их ждали заказанные заранее и оплаченные уже Миленой билеты. За эти неполные пять месяцев Его связи с Миленой Он посмотрел и послушал больше опер, чем за всю свою не такую уж короткую жизнь до нее. Он посетил все концертные залы Берлина. Komische Oper Berlin, Deutsche Oper Berlin и Staatsoper Unter den Linden [45] «Берлинская комическая опера», «Немецкая опера в Берлине», «Государственная опера на Унтер-ден-Линден» (нем.). — Примеч. ред . , находящийся на территории бывшего Восточного Берлина, с прекрасной архитектурой и великолепными интерьерами. Именно на площади перед зданием этой оперы в мае тридцать третьего года нацисты сожгли двадцать пять тысяч книг. Но тогда, в тот субботний дождливый декабрьский вечер, идя по этой площади с прижавшейся к Нему под зонтиком Миленой, чтобы послушать и посмотреть «Летучего голландца», оперу, написанную антисемитом номер один, любимцем Гитлера и прочих нацистов Рихардом Вагнером, Он еще не мог, конечно, предвидеть, что много лет спустя от совершенно другой женщины узнает, книги каких именно авторов нацисты сложили в кучу и подожгли.

Они вызывали такси, потому что Милена всегда была против того, чтобы ехать на Его машине. И речь вовсе не шла о том, что в Берлине невозможно найти место для парковки. Милена из этих их походов в оперу всегда устраивала что-то вроде идеально спланированного и незабываемого праздника. И это касалось не только переживаний, связанных с музыкой и трогательными историями, рассказанными в либретто. После каждого спектакля они шли в какой-нибудь изысканный ресторан, в котором Он заранее резервировал для них столик, заказывали бутылку шампанского или вина и долго разговаривали. После каждого спектакля Милена была очень взволнованна и хотела как можно дольше сохранить этот настрой. Она была также и сексуально возбуждена. Чего от Него нисколько не скрывала. Даже наоборот. Не существует подробной статистики по этому вопросу для города Берлина, но если бы такая статистика велась, то по количеству секса, особенно орального, на заднем сиденье такси они наверняка эту статистику бы возглавили. Именно в каком-то из берлинских такси, кончая ей в рот, Он начал называть ее Ленушка. Не забыть Ему и ее комментария, когда она бросила Ему, выйдя из минивэна у Его дома, уже в лифте, с типичной для нее небрежностью: «Обожаю твои губы. Как они говорят — тоже».

Он помнит, что когда они, выходя из ресторана, шли на стоянку такси или Милена заказывала такси по телефону, она всегда выбирала вовсе не стандартные комфортные лимузины. Они садились в менее популярные минивэны, предназначенные для перевозки больших групп людей. Первый раз Его это очень удивило, но потом стало и для Него однозначным и любимым выбором. Просто в этих минивэнах обычно сиденья расположены в три ряда и к тому же у них довольно высокие спинки. Они садились каждый раз в последнем ряду, и это обеспечивало им куда большую свободу действий, чем в шикарных «Мерседесах».

В конце января она вдруг совершенно неожиданно позвонила Ему на работу и сообщила, что «в порядке исключения появится в Берлине уже в среду вечером». Для Него большим исключением была даже не собственно эта «среда», а тот факт, что она вообще Ему позвонила. Она никогда в промежутках между их свиданиями никак с Ним не контактировала. Ни по телефону, ни в интернете. И никогда после тоже…

Вечером за ужином, когда они сидели за маленьким столиком в Его кухне, она вдруг сказала:

— Я же совсем забыла. Я хотела бы вместе с тобой побывать в столь обожаемом тобой Петербурге.

Он обрадовался и начал взволнованно спрашивать, когда она может и хочет туда полететь. Она посмотрела на Него, сходила за своей сумкой, которая лежала на столе в комнате, вынула оттуда билеты и, положив их на столик рядом с Его стаканом чая, невозмутимо ответила:

— Завтра.

Он долго смотрел на эти билеты, не в силах вымолвить ни слова.

— Почему? — спросил Он наконец, дотрагиваясь пальцами до ее щеки.

Она взяла бокал с вином и медленно ответила:

— Ты подарил мне и продолжаешь дарить себя, свое время, свое внимание, свою нежность, свою заботу, которую я не получала с тех пор, как умер мой отец, ты приносишь мне в постель завтраки, ты укрываешь меня ночью одеялом, чтобы я не замерзла, ты смешишь меня до слез, ты терпишь мое безумие с оперой, которая у тебя уже из ушей лезет, ты считаешь меня заслуживающей уважения женщиной, ты не лезешь в мою другую жизнь, когда в воскресенье отвозишь меня на вокзал и стоишь, задумавшись, на перроне, пока не тронется поезд и не исчезнет в туннеле, ты…

Она не закончила. Молча вынула из сумки салфетку и попыталась вытереть слезы, но только размазала косметику. Потом спросила:

— О чем я говорила?

— А, точно. О лучшем подарке, который ты мне сделал, Поляк.

И раз уж мы заговорили о подарках, то я признаюсь, что мне всегда хотелось быть подарком для какого-нибудь мужчины. Долгожданным подарком. И чтобы он его с волнением распаковывал. Медленно.

— Таким, каким ты стал для меня, — сказала она, вставая из-за стола.

Она пошла в комнату, через каждые несколько шагов останавливаясь и глядя на стену.

— Я никогда больше не видела, чтобы в квартире отца было столько фотографий ребенка. Вот я и подумала, что ты, наверно, скучаешь по своей дочери и хочешь ее увидеть.

В четверг утром Он съездил на работу и сообщил, что берет отпуск за свой счет. Вечером они вылетели из аэропорта Шёнефельд в Санкт-Петербург. Она все продумала и спланировала. Зная, что у Него в паспорте имеется многократная российская рабочая виза, сама она оформила для себя визу в консульстве России в Кельне. И приехала с билетами на самолет в сумочке для них обоих.