Януш Вишневский - Все мои женщины. Пробуждение

— Только не уходите далеко. Чтобы я вас все время видела, — предупредила она, улыбаясь.

— Мы в душе нальем. В том, который у входа на пляж, — сказал младший.

Когда они отошли, она долго задумчиво смотрела на Него. И вдруг громко рассмеялась:

— Похоже, Бартек вас уже простил, — и тихо добавила:

— Он хороший мальчик. Очень добрый и чувствительным, хотя притворяется жестким. И все-таки его мягкость все время выглядывает. Ему до сих пор трудно смириться с тем, что мы не живем вместе с его отцом. Он отца идеализирует.

Несмотря на мучившее Его любопытство, Он не осмелился тогда спросить, почему у нее «нет мужа и никого такого», как она недавно выразилась. В глубине души, однако, Он чувствовал некое особенно мужское удовольствие, вспоминая эти слова, хотя это и было эгоистично. Однажды Он говорил об этом со своим Лоренцо. Скорее, как с бывшим психологом, чем как с другом. Лоренцо, который искренне молился каждую неделю в костеле «единому Творцу всего сущего, видимого и невидимого», в то же время был истинным знатоком законов эволюции и считал, что в этом вопросе психологам вообще делать нечего. Он помнит, как Лоренцо развалился в кресле в своем кабинете и менторским тоном, с типичным для него сарказмом огласил свою очередную теорию:

— Самца, сынок, всегда радует тот факт, что самочку, которую он хотел бы покрыть, в данный момент никто не покрывает. Это сильно увеличивает его шансы на распространение своих генов без необходимости сражаться за это, а значит — без особых энергетических затрат. Это хорошо спрятанный атавизм. Он касается в равной степени и орангутанов в Танзании, и современных горилл, одетых в дорогущие костюмы, в Берлине.

— Вы проводите в Гданьске отпуск? — спросила она, прерывая ход Его мыслей.

— И да, и нет. Вообще-то я приехал напиться водки с однокурсниками и повспоминать молодость.

Он рассказал ей об их в общем-то спонтанной встрече выпускников и о своей учебе здесь, давным-давно. Потом, совершенно сменив тему, набрался смелости и спросил, не могла бы она рассказать ему еще о литературе что-нибудь вечером. Например, за бокалом вина. Она взглянула на Него с подозрением и надолго замолчала.

— Конечно. Охотно. Но это должно быть недалеко от нашей квартиры в Гдыне. Я не могу надолго оставлять мальчиков одних. В том районе, где мы живем, в Орлове, есть маленький греческий ресторанчик. Такой, как будто хозяин просто поставил несколько столиков, четыре или пять, в гостиной своей квартиры, накрыл их скатертями и готовит на своей кухне. Называется «Комнатка». Мне помнится, что вино там подают в графинчиках. Правда, я не знаю, может ли быть хорошим греческое вино. Не очень разбираюсь в винах. И кроме того, когда я с детьми — я никогда не пью, — сказала она.

— Они вам будут в очередной раз благодарны, — добавила она, — они обожают, когда я вечером ухожу гулять. Тогда они могут спокойно пялиться в свои гаджеты минимум час.

В тот вечер она подарила Ему целых два часа. Он из солидарности с ней тоже не стал пить. С вечера выпускников в «Приморском» уехал уже около двадцати часов и поехал в Орлов. На пляже в Собешуве они встречались каждый день. Мальчики каждый раз спрашивали Его о Шрёди. Он привез кота в последний день. Бартек надел ему поводок и гордо водил по пляжу, а Крис шел за ними следом и нес миску с водой.

Возвращаясь под утро в Берлин, Он остановился на паркинге у автострады, вынул Шрёди из клетки и долго прижимал к себе. Потом вышел из машины и курил, думая о Собешуве. В понедельник утром Он уже был на работе. Прочитал несколько сот важных писем, пришедших за это время. Вечером дома разглядывал ее фотографию. Шрёди лежал около клавиатуры и смотрел на Него своими прижмуренными глазами. Он нежно почесал кота за ухом, наблюдая, как из его шерсти падают одиночные песчинки на стол. Он пил вино и разглядывал фотографии, одну за другой, и все время возвращался мысленно к той картинке, когда она уходила от Него по пляжу, держа за руки своих мальчишек. Ночью она спросила Его письмом, хорошо ли Он добрался. Утром написала, что «сегодня в Собешуве дождь. И хорошо, потому что мне и так незачем больше ходить на этот пляж… А розы твои пахнут до сих пор».

Он написал, что нашел «Дублинцев» и перечитывает еще раз и что возьмет «Улисса» в библиотеке и все-таки дочитает. Но только в Польше, потому что по-немецки или по-английски с этим Ему не справиться. И что Ему не хватает их разговоров в «Комнатке».

С этого дня каждый вечер Он находил в своем ящике письмо от нее. Иногда Он еле доезжал домой, так Ему не терпелось их прочитать. Он мог читать их и на работе, но не хотел. Он включал лампу на столе, наливал в бокал греческое «Мерло», включал компьютер и читал, почесывая за ушами валяющегося около клавиатуры Шрёди.

Однажды в субботу, под конец сентября, она написала утром. Он ел за компьютером, как обычно, свою яичницу с помидорами и читал новости на порталах. Услышал писк, сигнализирующий о том, что пришло письмо. Кликнул и прочитал:

«Слушай! У меня сейчас такая тихая радость в душе. Мы сегодня рассматривали после завтрака фотографии из Собешува. Бартек показал свои тоже. На планшете. Там в основном был твой Шрёди. Самая лучшая — это когда Крис несет кота на руках и хочет его в море научить плавать. Никогда не видела таких огромных глаз у кота! Больше, чем у тигра, наверно. А потом Крис посадил себе на колени Титуса и стал рассказывать ему эту историю про кота Шрёдингера. И иногда так точно имитировал твой голос. Я ушла в ванную и там хохотала…»

Он долго сидел неподвижно, подперев голову рукой и не отрывая взгляда от экрана компьютера, читал и перечитывал этот текст с начала и до конца и потом снова с начала. Может быть, поэтому Он и сегодня помнит текст этого письма наизусть. Потом Он быстро встал, прямо в халате съездил на лифте в подвал, взял клетку для кота. Принял душ, оделся, захватил миску для воды для Шрёди и сел в машину. Четыре часа спустя Он стоял у ее дома в Познани. Из домофона послышался голос Бартека.

— Я привез из Берлина кота Шрёдингера. Чтобы он познакомился наконец с Титусом. Впустите нас? — спросил Он серьезно.

В домофоне было слышно, как Крис кричит свое привычное «ура!».

Маленькая типовая трехкомнатная квартирка на первом этаже многоэтажки. Эвы не было дома.

— Мама пошла в парикмахерскую. Только что вышла, — сообщил Бартек, подавая Ему руку для приветствия. — Это недалеко, в торговом центре. Прямо за школой.

Крис вырвал у Него из рук клетку со Шрёди и немедленно, не здороваясь, исчез за дверями комнаты.

Он ждал ее, опершись на балюстраду напротив входа в ярко освещенный салон красоты. Она сидела в кресле перед зеркалом, укрытая черным фартуком, и читала книгу. Он смотрел, как молодая девушка с голым животом и колечком в пупке колдовала над ее волосами. Выходя из салона, она Его заметила. Встала как вкопанная. Идущие мимо люди смотрели на нее с раздражением или даже толкали. Она опустила руки, и ее сумочка упала на тротуар. Он подбежал, чтобы ее поднять.