Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Его вроде бы перекатили на бок. Яркая слепящая боль сковала всё тело, глаза заволокла тьма. Пошевелиться не давали запястья, оказавшиеся за спиной. Руки были чем-то обмотаны. И тем не менее, раскачиваясь, будто мешок, который набили чем-то деревянным, угловатым, тело Рябцева подалось вверх.

Теперь он видел себя в луче невыносимо ослепительного света. Свет смешивался с болью. Боль — с пустотой. И с этой пустотой не хотелось расставаться. Как только железный обруч разжался, капитан с удивлением обнаружил, что сидит на стуле в освещенном помещении. А перед ним возвышается грузный силуэт, от которого разит перегаром.

— Вы кто? — вроде бы спросил Рябцев.

— Никто. Друзья твои… с того света.

Тишина.

— Сам ты чей будешь, командир? — хрипло прокашлявшись, спросил равнодушный голос откуда-то сбоку.

Рябцев пытался ответить, но не мог. Язык не подчинялся. Маячивший прямо перед ним взял что-то в руки. Да не что-то, а АКМ. Силуэт отвел приклад автомата в сторону и с размаху нанес удар…

После вспышки, сквозь ломоту в затылке, еще более невыносимую, капитан почувствовал во рту тот же знакомый солоноватый вкус и на миг пришел в себя. Он увидел, что в тесной комнате замусоренной сельской хибары кроме него находятся несколько бородачей. На всех неопрятное зимнее обмундирование. За окном — непроглядная чернота. В углу на ящиках — хрипящий радиоприемник. Справа — черный квадрат, отверстие погреба. Оттуда его и вытащили?

— Чего молчишь? Язык проглотил? Или он тебе не нужен, язык?.. Так отрежем.

Чтобы хоть что-то произнести, но всё еще не в состоянии выдавить из себя ни слова, он мотал головой. От боли в затылке опять всё стало крениться, соскальзывать набок. Новый провал, и вновь ощущение сырой спасительной темноты…

Позднее, по-видимому вечером, корявые и жесткие, будто крючья, руки вновь подцепили за плечи и ноги. В лицо ударила морозная свежесть. Над головой поплыло звездное небо. В морозном воздухе стоял запах печного дыма, и он догадался, что его несут через огород. За калиткой тело свалили в какой-то ящик, в котором тошнотворно воняло бензином, и до него не сразу дошло, что он оказался в багажнике легкового автомобиля. Голоса стихли. Мысли мало-помалу стали более связными. Тесное ледяное пространство, в котором он скорчился, покачнулось, затем тяжесть тела отозвалась болью в голове. Автомобиль тронулся с места.

Когда в лицо опять дохнуло морозным воздухом и кто-то темный, в шапке, наклонился над ним, загораживая собой звездное небо, Рябцев вновь утратил чувство времени. Силуэт в шапке плеснул ему в лицо чем-то пахучим, забивающим ноздри едкой знакомой вонью. Облизывая губы, сквозь муть возвращающегося сознания он, Петр Рябцев, понял, что это был спирт или водка…

Низкий свод над головойедва заметно раскачивался. В узкую щель между потолком и тяжелым грязным навесом просачивался дневной свет. Выход? Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к темноте. Окон нет. Стены земляные, проложенные фанерой и досками. Выход из ямы завешен рваным одеялом…

По-видимому, обыкновенная землянка. Этим и объяснялся промозглый холод… Тело всё также ныло от боли, трудно было пошевелиться. Благодаря свету, который пробивался в дыры одеяла, удавалось разглядеть, что изо рта выходит пар. Пол завален ветками, тряпьем. Тряпьем с ног до подбородка был укрыт и он сам, лежащий на жестком топчане у стены…

Вдруг появилось привидение. Кто-то бесформенный, в белом сверху донизу, загородил туловищем квадрат ослепительного света. Убрали навес? Открыли дверь? В глазах, в голове, во всем теле опять невыносимо заныло. Привидение молча нависло над его головой. Глаза кое-как привыкли к новому ощущению, и стало различимо лицо. Привидение протянуло к нему руку. Что было в ней? Рука нетерпеливо дернулась: на, мол, бери.

Он, Рябцев, попытался потянуться, но тело парализовало болью. Привидение что-то положило рядом с его головой и исчезло. Резко запахло чем-то знакомым, хорошим. И только через минуту-другую, вновь оказавшись в полной тьме, Рябцев понял, что это запах печеной картошки. От острого чувства голода всё поплыло в голове…

Капитан лежал на спине неподвижно, стараясь восстановить в памяти хоть часть того, что с ним произошло, и почему-то догадывался, что время сейчас утреннее. Боль в затылке, как самое яркое воспоминание последних дней, немного притупилась и лишь отдаленно напоминала о себе железным обручем. При малейшем движении он стягивал голову на уровне висков, лба и затылка. Мысли же становились вдруг прозрачными и ясными.

Из темноты и сырости в землянку вновь просунулась чья-то голова, но уже другая, вполне человеческая: небритая и по щеки обмотанная тряпьем.

— Очнулся? Слышишь меня? Эй, капитан!

Голос был незнакомый, но доброжелательный. Из-за ощущения железного обруча Рябцев не решился повернуть голову ко входу, лишь повел в сторону глазами, как можно сильнее, чтобы тот, кто обращался к нему, это заметил. Он хотел сказать, что да, слышит, но язык прилип к гортани. Что-то твердое и колючее во рту мешало говорить.

— Сержант Федоскин я, Николай… — назвалась голова. — Коляном звать… Войска МВД. В Грозном подзалетел… Ну, в плен попал в Грозном, — добавил Федоскин таким тоном, будто наперед был уверен в том, что ему не поверят. — А это ихний приходил. Апти звать. Чеченец вроде. Единственный тут нормальный человек…

— Это что за… яма? — спросил Рябцев.

— Не зиндан, не волнуйся. Землянка… Лагерь это… — ответил голос с той же приветливостью. — Сыро — околеть можно. Замерз небось? В горах тут холодрыга. А где в горах — не могу сказать. Бамут вроде на севере. Но ты, капитан, не переживай, — загадочно подбодрил сержант Федоскин.

Рябцеву хотелось спросить, что за горы сержант имеет в виду? Но язык не слушался. В следующий миг, припоминая вонь гнили и бензина, которая стояла в багажнике машины и которую он чувствовал теперь на себе, похоже, пропитавшись ею, Рябцев вдруг понял смысл сказанного и уставил взгляд в покачивающийся брезентовый потолок. В ушах появился отдаленный шум, похожий на шелест тополиной листвы. Или ему опять мерещилось?

— Укол тебе вкололи. Боль пройдет… — услышал капитан из мрака голос того, кто назвался сержантом Федоскиным. — Ты чем им так насолил-то? Надо ж, как ухайдокали… Ты лучше не двигайся. Потерпи маленько. Дядя Степа скоро придет.

Кто такой дядя Степа? Зачем он должен прийти? По интонации говорившего Рябцев чувствовал, что это должно сулить ему облегчение от телесных мучений. И он стал молча ждать…

Сколько прошло времени — полчаса, час или полдня — Рябцев не знал, но когда снаружи, за одеялом послышалось топанье (кто-то обивал от снега обувь?), он невольно обрадовался. Одеяло отдернули. По глазам полоснул свет, и капитан зажмурился. Глаза он смог приоткрыть лишь некоторое время спустя.