Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Поймав руки Степана, Капитан обнял его, хлопнул по плечу помрачневшего Емельяна и, пригибаясь, бросился по дну траншеи в сторону кухни.

Окоп завернул вправо. От кухонного блиндажа отделяла только поляна. Дальше начинался лес, и там уже ничто не смогло бы его остановить. Но как пересечь пустошь незамеченным? Рябцев осторожно высунул голову над бруствером и осмотрелся. Собравшись с духом, он уже хотел, было, махнуть наверх, как вдруг слева, в угловой перекрытой щели, куда при объявлении тревоги скопом гоняли пленных, работавших у кухни, он увидел Мирона. А тот увидел его.

И для обоих всё стало ясно в долю секунды. Выждав мгновение и не сводя вопросительных глаз с капитана, Мирон передернул затвор АКМа.

Рябцев не двигался.

— Послушай, солдат… сейчас я вылезу и перебегу к лесу. Придется тебе стрелять в меня, — проговорил Рябцев не своим голосом.

Тот навел на него дуло автомата.

— Ты можешь со мной уйти… Выбирай. Только быстро, — подстегнул Рябцев.

— Да пошел ты… Пристрелят, и ста метров не пробежишь.

— Кто пристрелит? Ты или они?

— Не я, болван!

— У тебя нет выбора. Присягу ты кому давал?

Абрек Мирон с отвращением замотал патлами.

— Вертолеты пойдут на новый круг, я встаю и ухожу… лесом к ручью, — механически объяснял Рябцев. — Быстрее шевели мозгами!

Мирон шарил глазами по сторонам. И вдруг принял решение. Откинув автомат за спину, он на четвереньках пробрался к капитану и замотал вывалившимися из-под косынки русыми патлами:

— Мины там. Тропы заминированы.

— Обязательно идти по тропе?

— Если не по тропе — вообще не пройти.

— Лучше, чем сидеть и ждать, пока пулю всадят в затылок. А если к воде спуститься, по речке идти?

— Единственный вариант. Там есть тропа… Не главная, которая по ручью тянется, а другая. Они для себя ее оставили, — нерешительно заговорил Мирон. — Пометили ветками. Ну, вдоль тропы… ломаными. Сам помогал минировать. Если ветка сломана — можно идти. Если сломанных веток нет — мины. Только когда это было? Когда таять начало, они без меня ходили новые мины ставить.

— Нет выбора, — повторил Рябцев.

С востока нарастал вертолетный гул. И не прошло минуты, как раздался новый залп, еще более мощный, чем все предыдущие. Вокруг всё затянуло дымом. На голову сыпался щебень, ветки, клочья сетки. Снаряды перекапывали стрельбище и расположение батальона Айдинова. Отдельные взрывы ложились рядом с кухней.

Время было упущено. В тот же миг на дно траншеи — в десяти метрах правее — свалились еще две туши. Боевики. Оба в изодранном камуфляже. Они подобрали свои автоматы и сели спиной к стене окопа. Рябцев не сразу узнал напарника Мирона Гомера Алхазова и одного из братьев, как будто бы Магогу. Азербайджанец держал в руке саперную лопатку.

Смерив Мирона недоуменным взглядом, Алхазов что-то выкрикнул ему по-чеченски. Боевики переглянулись. Азербайджанец потянул к себе АКМ.

В следующий миг, сделав непонятный жест, Мирон вскинул свой автомат и пришил очередью обоих абреков к стене окопа.

Не сразу определив, кто выпустил очередь, Рябцев ощупал свой живот, грудь, плечи и, словно очнувшись, вскочил на колени, вскарабкался к краю окопа и осмотрелся. У подножия пихт догорали машины. Вокруг не было ни души.

Не обращая внимания на Мирона, Рябцев пробрался на четвереньках к пристреленным боевикам и забрал автомат из рук азербайджанца. Тот был еще жив. Держась за черенок лопатки, Алхазов подергивал головой. На губах его пузырилась кровь.

Очнулся и Мирон. На четвереньках подобравшись к своим жертвам, он сорвал с Алхазова подсумок, хотел высунуться наружу, но мощный взрыв, раздавшийся за кухней, заставил обоих укрыться на дне траншеи.

Армейский подсумок оказался набит рожками. В придачу к рожкам Мирон вывалил на землю три гранаты, одну из которых запихал в карман, а две другие протянул Рябцеву…

Первые пятьсот метров бежали сломя голову. Мирон знал, что лес, спускающийся к реке, не заминирован. Стремясь максимально увеличить запас времени на случай преследования, оба летели напролом, сминая кустарник. Оба то и дело падали, кубарем скатывались под уклон, но вскакивали и неслись дальше. Рябцев не поспевал за Мироном. Грудная клетка разрывалась от недостатка воздуха, в ушах стучало, перед глазами плыло.

Вместе упав на крутом склоне, они внезапно скатились к ручью. Распластавшись на гальке, пытались отдышаться. Сотрясающее лес уханье снарядов и ответные раскаты автоматной стрельбы остались далеко позади.

— Я не Одинцов… Морокин я, — сказал Мирон, отдышавшись. — Рядовой Морокин… Тридцать второй воздушно-десантный полк… из Перми. Мирон Морокин… Тридцать второй, говорю, запомнил?

— Морокин? — словно не веря, переспросил капитан.

— Если что не так, и вообще…

Рябцев понимающе кивнул.

— В Аргуне замели меня, в августе… На жизнь своих не покушался. Честное слово даю, — поклялся Мирон.

— Я понял, — сказал капитан.

— Бомбить скоро перестанут. Хоть немного надо оторваться. Бежать нужно, капитан, — поторопил Мирон. — Дорога одна. Они это знают. Вдоль ручья. Но есть еще две тропы.

Рябцев обессиленно смотрел на поток воды, с шумом уносившийся влево, в том направлении, куда показывал Морокин.

— Лучше разделиться, — предложил Мирон. — Ты пойдешь лесом. Может, его и не минировали вообще. Тропы параллельно тянутся. Через километр-полтора твоя тропа повернет к берегу. Увидишь меня, — продолжаешь идти своей дорогой. И с того места бежать больше не надо… Понял? Смотри в оба. Если увидишь голые палки, обглоданные ветки, сучки — значит, чисто, можно идти быстро. А лучше не по тропе, а рядом идти, метрах в пяти справа. Понял?

— Понял, — кивнул капитан и устало улыбнулся.

— Если всё нормально, через пять-шесть километров речка налево повернет… Начнется лес… Там и встретимся. Если раньше меня выйдешь к лесу, жди под соснами. Если я раньше доберусь, буду я ждать… Если пронесет, к ночи выйдем к дороге. А пока вон до той запруды вместе пойдем, по воде…

Выйдя из ледяного потока, после которого ноги стали бесчувственными и не слушались, одеревенев по самые ягодицы, беглецы вновь нырнули в лесную чащу. Морокин застыл в растерянности. Тропы разветвлялись в нужном месте, но по какой тропе идти, он не знал. Сломанных веток, которые должны были служить ориентиром, при углублении в чащу не попадалось.

Морокин попросил капитана подождать и углубился в лес. Вскоре он вернулся и заверил, что всё в порядке. Метров через двести, там, где тропа уходила на изгиб вдоль первого овражка, пошли сломанные ветки…

После первой же сотни метров Рябцев осознал, что тишина вокруг стояла не такая, как все эти месяцы. Сквозь приглушенный гул, всё еще нывший в ушах, пробивалась птичья трель. На свободе даже воздух обрел другой привкус. Ни грохота взрывов позади, ни стрельбы больше не доносилось. Над горами стояла первозданная тишина.