Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

С хромоногим Емельяном капитана и поселили в пустующую землянку, находившуюся рядом с кухонным блиндажом, а через день, после того как Емельяна измордовали за провинность — он споткнулся и пролил на землю котелок, пока нес бурду в землянку, — вместе их перегнали в другую яму. Степан называл это место карцером. Стены здесь были земляные.

Рябцев чувствовал себя на последнем издыхании. Больная нога распухла, едва сгибалась в колене. В голове гудело. Шум нарастал в ушах волнами и если исчезал, то на очень короткое время. В те редкие минуты, когда гул стихал, Рябцеву с трудом удавалось отличить остающийся в ушах волнообразный шум, наплывавший сразу со всех сторон, от шума ветра или лесной чащи. Когда по деревьям прогуливался ветер, пихты издавали звук, похожий на шипение. Звук нарастал ровно, будто дыхание, и сопровождался едва-едва уловимым похлестыванием. А потом из глубины шума начинало слышаться какое-то райское журчание, как ему чудилось. Постепенно это журчание начинало разливаться во все стороны, заполняло всё вокруг, и в какой-то миг возникало очень острое чувство, что лес и кроны деревьев — будто сети, улавливающие из воздуха растворенное в нем время…

Утром десятого маявпервые с начала весны выдался ясный день. Солнце еще не вышло из-за хребтов, а небосвод вдалеке с медленно плывущими по нему облаками розовел, подрумяненный весенним теплом.

Сонная беготня по лагерю не прекращалась с ночи: хозяева ждали возвращения очередной мобильной группы, но обоз задерживался. Незадолго до рассвета пришло известие, что уже на подходах к укрепрайону он попал под обстрел. И с этой минуты по всей территории начались непонятные приготовления. Штурмовая группа Айдинова, с начштаба во главе, загрузилась в машины и отбыла из лагеря в полном боевом снаряжении. Оставшиеся боевики бегом стаскивали ящики с амуницией к блиндажам возле стрельбища и гаражам. Косяки обвешанных оружием абреков отправлялись навстречу обозу. Отдельный отряд ушел нагруженным в соседний лагерь. Мимоходом моджахеды щедро раздавали пинки рабам и пленникам, которых выгнали на улицу ворочать бревна и таскать целые ворохи непросушенной прелой масксети…

Был примерно полдень, когда со стороны восточных кряжей послышался нарастающий гул вертолетов. В считаные секунды всех загнали в землянки и траншеи. На какое-то время гул отдалился к югу, но затем послышался вновь и стал быстро усиливаться. С деревьев взмывали стайки птиц. Воспользовавшись тем, что охрана разбрелась по укрытиям, капитан выбрался в примыкавший к его землянке окоп и стал всматриваться сквозь лес в межгорную пустоту, которая распахивалась сразу за чащей, и вдруг обмер: со стороны обрыва под небольшим углом приближались две армейские «восьмерки», а за ними два тяжелых Ми-24 с подвешенным боекомплектом. Качаясь в кильватерном строю, вертолеты шли прямо на лес…

Прошло несколько секунд, и гул двигателей заполнил небо над головой. Вертолеты ушли к северу, на низкой высоте обогнули холм, едва не задевая мордами макушки пихт, а затем в сильном крене стали заходить на новый круг.

Первый удар, мощный и раскатистый, сотряс воздух в восточной зоне у гротов. Раз за разом удары разрастались, пока не превратились в сплошной поток оглушительного грохота. Реактивные снаряды разносили в пух и прах лес и укрепления по всей территории лагеря.

Пулеметной пальбы, разрывавшей воздух, капитан даже не слышал. В ушах стоял ровный, пронизывающий всё нутро и уже знакомый гул, в унисон с которым что-то протяжно и настойчиво ныло в груди. Взрывные волны налетали по-прежнему из-за холма, из «мертвой» зоны. А затем Рябцев увидел, как у котлована, где прятали машины, от земли целиком оторвался дуб, тот самый, ветви которого обгорали от костра, когда кашеварили на улице. Дуб вертикально приподнялся над землей и стал медленно заваливаться, кроша своей необъятной кроной соседние деревья.

Горело всё, что могло гореть. И тем не менее, стоило присмотреться к тому, как взрывы перепахивают лес, и нетрудно было заметить четкую последовательность: цели отработаны, летчики старались не задеть кухню и близлежащие укрепления, их явно проинформировали о том, что по соседству находятся землянки пленников, — одно это казалось невероятным.

Именно там, возле землянок и в пролесках, затемняющих пространство между кухней и лесопильной мастерской, обитатели лагеря шныряли роем, даже не прячась. Следя за ними, с трудом удавалось устоять перед паническим порывом последовать всеобщему примеру.

Прямо на Рябцева в окоп свалился Степан. Щурясь и утирая окровавленную физиономию, пятерней прижимая к голове бесформенную кепку, он ошалело улыбался. Черный рот открывался в крике. Капитан не слышал его. На миг грохот расступился. Тишина стала похожа на огромную яму без краев.

— А ты спрашивал, капитан…

— Чего?! Не слышу!

— Ты спрашивал про вертушки, говорю! — кричал Степан. — К оврагу надо пробираться! Глубже там. Здесь не высидишь!

— Лучше здесь! Не надо к оврагу! — проорал в ответ Рябцев и сам удивился своему голосу. — Землянки рядом. Они знают, куда нельзя стрелять… Летчики!

Степан не понимал его.

— Они знают, где пленные! — крикнул Рябцев что есть силы, показывая себе в грудь, а потом на небо.

Степан, словно обезумев, улыбался беззубым ртом и кивал в знак согласия. На миг в чем-то усомнившись, капитан по самые плечи приподнялся над бруствером. Пытаясь разобраться в суматохе, он упорно смотрел в то место у кустов за траншеей, огибавшей лесопильную мастерскую, где только что мелькали головы Мирона и азербайджанца Гомера.

Вдруг головы появились правее. Русский абрек Мирон и азербайджанец, с раннего утра приставленные караулить пленников, тоже, по-видимому, пытались высчитать, где лучше укрыться, если при новом заходе взрывы начнут перемещаться к их траншее.

Емельян, всё это время прятавшийся на дне окопа, стряхнул с головы крошево веток и, поймав на себе неподвижный взгляд капитана, понял его невысказанный вопрос. Емельян медленно помотал головой.

— Если б не нога, я б не раздумывал, — сказал он. — Тут уж если бежать, то так, чтоб пятки сверкали.

Рябцев перевел взгляд на Степана и, подавшись вперед, встряхнул старика за плечи:

— Степан, а ты? Ты слышишь, что я говорю?!

Степан не понял или опять не расслышал.

— Ухожу я… В лес! — сказал Рябцев, показав в сторону кухни. — Пойдешь со мной?

Степан в отчаянии замотал головой:

— До опушки ноги не донесут… Раб же я, куда мне бежать? Раб я… Петь, ты давай, дуй, раз решил… пока утихло, ведь повылазят, — заторопил Степан. — Ты вдоль окопчика к кухне, главное, проберись… — Степан уставился Рябцеву в глаза и вдруг перекрестился. — А там, перемахнешь в лесок, и можно драпать, пока попрятались, а, Петь?..