Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Поразительно, что для одних встреча с искусством выливается в настоящий недуг, заканчивается крахом и не сулит ничего, кроме разочарований (я лишь единичный случай). Для других же оно оказывается неисчерпаемым источником радости, превращается в новое жизненное измерение. Однажды открыв его для себя, уже невозможно жить без него, к тому же его невозможно приобрести никаким иным способом.

Искусство является одной из высших форм человеческой деятельности — от этого никуда не денешься. Но всё, что оно плодит, — это продукт людского сиротства, одиночества. А в высшем своем проявлении лучшее из художественных творений, созданных людьми, граничит еще и с крайней степенью отчаяния. Казалось бы! Творчество стоит того, чтобы быть сопоставленным с самим актом сотворения мира. Оно должно быть чем-то радостным, непроизвольным. Но увы! На деле это далеко не так.

Искусство разрушительно для тех, кто его боготворит (чаще всего это происходит по неосведомленности), ведь этот божок не терпит подобострастия. Благотворно же оно для тех, кто не ждет от него ничего сверхъестественного, кто воспринимает его как естественную жизненную среду, такую же естественную, как воздух, трава, небо, звезды…

вечером

Если видеть смысл жизни в ее усовершенствовании, то было бы невозможно принять идею смерти как таковую, — это подметил Л. Толстой, и как верно! Ведь совершенствование — это нечто такое, что не может обрываться. Всё то, что поддается совершенствованию, только видоизменяется, переходит в новую форму, и так до бесконечности. Непрерывность заложена в саму семантику этого понятия.

Но можно, разумеется, спросить себя, что, собственно, означают все эти ребусы? Что значит «принять смерть» и т. д.?

Предположим, что мы правы, отказываясь верить в абсолют, в достижимость предела и совершенства или, точнее будет сказать, вообще в усовершенствования. Но тогда будет естественным признать, что во всём есть предел, что за всем — конец. Несмотря на это, жизнь продолжается. Конечность не оказывается для нее «смертельной», и уже тем более не принуждает к «принятию смерти» — этой абсолютной, черной дыры. Ребус Толстого выливается в нонсенс…

Если что-то и поддается улучшению, так это сам человек и изнутри, но никак не окружающий мир, который, подобно безмерной, во все стороны растекающейся гидре, готов заполнить собой что угодно и всегда найдет способ перелиться в новую форму, в которой по-новому всё уравновесится, и подлое, низкое, и светлое. Лучше не путаться под ногами. Осторожно, незаметно способствовать, подстраховывать этот процесс можно. Мешать, вмешиваться — это глубочайшая ошибка, да и иллюзия…

Но главная путаница, от которой мне не удается избавиться, заключается в том, что я не в состоянии сделать твердого выбора между своей естественной, изнутри подпирающей верой в разумный ход вещей и приобретенным неверием в разумность поступков человека. Меня всегда останавливает соображение, что если исходить из того, что не человек создал мир, то как можно ждать от него, что он может создать новый, лучший… Единственное, что от каждого требуется, — это не быть участником сумасбродства, не быть звеном в круговой поруке зла. И это уже почти невозможно.

Примечательно еще и другое: стремление перекраивать мир, как правило, свойственно тем, кто не способен совершенствовать себя самого. Но поскольку творит человек по подобию своему — данное правило распространяется даже на тех, кто это сознает, — то категория одержимых преобразованиями — суть инвалиды, и они ужаснее всего. Беда в том, что имя им легион…

Другое замечание Толстого, тоже неожиданное, звучит примерно так: поступки, совершаемые с «оглядкой» на будущее, всегда были и всегда будут источником зла, даже с учетом того, что предвидение вросло в нашу жизнь как нечто естественное, жизненно необходимое, без него мы просто не можем существовать. Когда человек сеет хлеб, ему необходимо знать, в какое время урожай созреет, чтобы своевременно пожинать плоды своего труда, и для этого ему приходится принимать во внимание времена года, учитывать погодные условия и т. д.

Вот и получается, что одно из жизненно важных условий нашего существования одновременно является источником зла, которое отравляет нам существование. Примечательный парадокс! Окончательного ответа Толстой на это не дал. По крайней мере, в тех записях, которые мне попались. Впрочем, он вообще мало дал ответов на такие вопросы. Он просто умел их ставить… Я и подавно не знаю, что с этим делать. Упростив вопрос, его можно наверное задать следующим образом: как правильнее, как разумнее жить — одним днем или завтрашним днем, с упованиями на лучшее?

Жить одним днем наверное более разумно в корне и более нравственно, но это едва ли осуществимо. Когда предмет чаяний из недостижимого идеала превращается в реальность, то для идеалов не остается места, а стало быть, жизненный тонус, энергия устремления к цели утихают, и жизнь на шаг сдает свои позиции. Но если она будет сдавать их на шаг каждый день, то логично предположить, что на продолжительном отрезке времени жизнь просто угаснет.

Жить завтрашним днем — полнейшая иллюзия. Всё тут же упирается в старый неразрешимый вопрос: должно ли «завтра» представлять собой нечто лучшее, нечто более совершенное по сравнению с сегодняшним днем? Если да, то это, опять же, будет подразумевать под собой стремление к усовершенствованию. А оно тут же отбросит нас назад, к настоящей минуте, заставит жить, «оглядываясь» на завтрашний день, но сиюминутно.

К сожалению, плодами нашего понимания всегда пользуется кто-то другой, но не мы сами. Сказано же: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать».

18 февраля

Прочитал вчерашние записи и подумал вот о чем. Отвечать на вопрос, что правильнее — жить сегодняшним днем, тем, что есть, или уповать на лучшее, ждать чего-то от завтра, — трудно еще и потому, что будущее непременно сливается в наших представлениях с чем-то позитивным, с чем-то идеализированным, что само по себе показательно для всего нашего мировоззрения. Это вскрывает в нем один из типичных изъянов, а в нас самих какой-то атавизм: чтобы в нас сохранялся жизненный тонус, чтобы мы не опускали хвосты, нам необходимо, чтобы перед нашим носом водили чем-то вкусным. С такими представлениями из темного леса не выбраться, на чем бы ни были эти представления основаны — на сознательном заблуждении или на бессознательной убежденности — на убежденности в том, что всё должно быть именно так, как есть. Если на убежденности — слава богу.

Но предположим, что всё-таки на заблуждении… В этом случае главнейший импульс нашей жизни оказывается основанным на ложной гипотезе… Что и хотелось доказать. Из сказанного очевидно, что стремление к совершенству может быть только злом, как это ни странно.