Гийом Мюссо - Квартира в Париже

Гаспар позвонил в лабораторию и добрался до секретариата Стокхаузена. Пришлось прибегнуть к уже опробованному вранью: дескать, он – писатель, работающий над биографией художника Шона Лоренца, поэтому хочет увидеться с доктором Стокхаузеном. Секретарь посоветовала отправить электронное письмо с письменным изложением просьбы. Гаспар попросил записать номер его телефона и устно сообщить о его деле господину доктору. Секретарь пообещала, что так и сделает, после чего швырнула трубку.

– Пошла в задницу! – прошипел Гаспар в онемевший телефон.

В следующую секунду пришло сообщение от Маделин с просьбой сообщить координаты Изабеллы, кузины Сотомайора. Верный своей тактике, он преодолел соблазн позвонить ей и расспросить, довольствуясь передачей номера, о котором она просила.

Его питье остыло, и он махнул рукой, требуя еще, но рука застыла в воздухе. Почти целую минуту он не сводил глаз с батареи бутылок на зеркальной стене у бармена за спиной: ром, коньяк, джин, бенедиктин, шартрез. Его гипнотизировали яркие, алмазно переливающиеся краски. Жгучие, как огонь, и душистые, как поля цветов, напитки горели в стеклянных емкостях: арманьяк, кальвадос, абсент, курасао, вермут, куантро…

На короткое мгновение Гаспар позволил себе уверенность, что его мысль обострится от одного глотка горячительного напитка. Недолгое время так оно и было бы, но существовала опасность, что после этого он сойдет с той строгой, аскетической, добродетельной тропинки, на которую ступил. Тем не менее буроватое с золотым отливом виски обладало неодолимой притягательной силой. Гаспар был близок к обмороку. Это была настоящая ломка – опасность, подстерегавшая в самый неожиданный момент. В животе разверзлась бездна, грудь сдавило тисками, виски покрылись каплями пота.

Ему был знаком вкус каждого напитка, каждый сорт, каждая этикетка. Вот это – сладкая, жирноватая японская смесь, здесь его ждет деревянный привкус шотландского солода, здесь – неповторимый аромат ирландского виски, здесь – медовый вкус старого бурбона, «Чивас» сулил апельсиново-персиковый привкус…

Та же самая напасть, что днем раньше: он судорожно сглотнул, принялся растирать себе шею и плечи, чтобы унять приступ дрожи. Но в этот раз беда не миновала, дело не обошлось мелким испугом. Он уже не принадлежал себе, воля давала слабину, он был готов сдаться под натиском соблазна.

Как раз тут зазвонил телефон, на экране высветился незнакомый номер.

– Да? – каркнул Гаспар, и ему почудилось, что голос ломается о выросшую в горле преграду.

– Мистер Кутанс? Это Дуайт Стокхаузен. У вас будет свободное время перед обедом?

Маделин опустила щиток, чтобы не ослепнуть от солнца.

Слепящий, какой-то тотальный свет, заполнявший все поле ее зрения, был повсюду.

Вот уже два часа она ехала в пикапе на Лонг-Айленд. Ее взору открывались противоречивые виды, то раздражающие, то околдовывающие. Броские усадьбы миллионеров чередовались с деревенскими уголками, как будто застрявшими в середине прошлого века, и с пейзажами, за какими люди едут на край света: тянущимися в бесконечность пляжами белого песка под белесым небом. За Уэстхэмптоном разрослись на пару десятков километров скромные некогда Саутхэмптон и Бриджхэмптон, потом дорога побежала вдоль Атлантического океана.

На повороте – дальше тянулась грунтовая дорога – навигатор издал предупреждающий сигнал. Решив, что заблудилась, Маделин уже была готова развернуться и тут заметила дом для престарелых – старое внушительное строение в окружении сосен и берез.

Она поставила пикап у самой рощи и хлопнула дверцей. Ее сразу пленила первозданная атмосфера этого уголка. Под молочным небом неистовствовал ветер, не дававший покоя дюнам и насыщавший воздух ароматами йода и щелочи. Эдвард Хоппер в гостях у Каспара Дэвида Фридриха [82] Немецкий художник-романтик XVIII–XIX вв. .

К дверям бревенчатого дома вели широкие ступени. Ни звонка, ни домофона, только облезлая дверь с рваной москитной сеткой, заскрипевшая от толчка. Маделин проникла в пустой вестибюль, где пахло сыростью.

– Есть здесь кто-нибудь?

Сначала ответом ей был только шум ветра, грозивший сорвать с петель оконные рамы. Потом на лестнице появился мужчина с длинными рыжими волосами. На нем был мятый халат санитара сомнительной чистоты, в руке он держал бутылку «Др. Пеппер».

– Здравствуйте, – обратилась к нему Маделин. – Возможно, я ошиблась адресом…

– Не ошиблись, – сказал санитар, спускаясь по лестнице. – Вы в пансионате для пожилых «Эйленрок Хаус».

– Где же вами питомцы?

Его физиономия внушала бы ужас – вся в шрамах и в рубцах от акне, – если бы не удивительно кроткий взгляд лазоревых глаз.

– Хорас, – представился он, стягивая свою гриву резинкой.

– Маделин Грин.

Он поставил бутылку на доску, игравшую роль конторки дежурного.

– Большинство разъехалось, – объяснил он. – В конце февраля наше заведение закроется.

– Вот как?

– Здание снесут, чтобы построить на его месте роскошный отель.

– Прискорбно.

Хорас скривился.

– Мафиози с Уолл-стрит захапали всю округу. Да что там округу – всю страну! Избрание мямли Тэда Коупленда не сможет положить этому конец.

Маделин не рискнула ступать на зыбкую политическую почву.

– Я приехала навестить одну из ваших пансионерок, миссис Антонеллу Бонинсенью. Она здесь?

– Нелла? Да, эта съедет отсюда последней. – Он посмотрел на часы. – Ну и дела! Я совсем забыл про ее обед! В это время дня вы найдете ее на веранде. – Хорас указал в глубь холла. – Пройдете через столовую – вот и веранда. Принести вам что-нибудь выпить?

– Не отказалась бы от колы.

– Диетической?

– Вот еще! Разве мне пора худеть? – Маделин потянула за пряжку ремня, демонстрируя изящество талии.

– Что вы, никаких намеков! – смутился он, робко улыбнулся и скрылся в кухне.

Общий зал первого этажа походил на гостиную в старом семейном заведении «с полупансионом и морским видом», как в Бенодэ или в Уитстейбле: массивные потолочные балки, отдельные столы из сплавной древесины под клеенками с ракушками. Тут же красовался и неизбежный «морской» декор, как будто позаимствованный из номеров журнала Art and Decoration 1990-х годов: пузатые стеклянные светильники, пыльные парусники в бутылках, латунные компасы, чучело меч-рыбы, гравюры-офорты с эпическими сценами рыбного промысла времен «Моби Дика»…

На стеклянной веранде, сотрясаемой ветром, Маделин показалось, что она ступила на палубу шхуны, которую треплет ураган. Стены так потрескались, крыша так прохудилась, что веранда могла в каждую минуту развалиться.

За столиком в дальнем углу лоджии сидела Нелла Бонинсенья – прозрачная старушка с мышиным личиком. Толстые линзы очков делали ее глаза огромными. На ней было темное потертое платье с воротничком «клодин», на коленях у нее лежал клетчатый шотландский плед. Старушка увлеченно читала толстый роман – «Город, который никогда не спит» Артура Костелло.