Гийом Мюссо - Квартира в Париже

– Этот здешний медбрат…

– Хорас?

– Да. Он хорошо с вами обращается? У него странный вид.

– Вот вам еще одно подтверждение того, что внешность обманчива. Он молодец, не беспокойтесь. У него за плечами тоже невеселые годы.

Словно подслушав речи Неллы, вся веранда заскрипела и заходила ходуном от порыва ветра, превзошедшего силой все прежние. Маделин подняла глаза на стеклянный потолок, боясь, как бы он не треснул.

– Говорят, это учреждение вот-вот зароется?

– Да, через три месяца.

– У вас есть план Б?

– За меня не тревожьтесь, я присоединюсь к мужу.

– Я думала, он умер.

– Еще в тысяча девятьсот девяносто шестом году.

Маделин не понравился этот поворот разговора.

– По-моему, вам это не грозит. Вы выглядите крепкой.

Старушка отмела жестом ребяческие ободрения. Маделин уже шла в сторону гостиной, когда у нее за спиной прозвучало:

– Не знаю, что вы ищете, но вы этого не найдете.

– Вы ясновидящая?

Нелла улыбнулась и кокетливо поправила седую прядку.

– Зато вы найдете кое-что другое, – обнадежила она Маделин.

Та помахала ей рукой и направилась к соснам, под которыми ее ждал пикап.

Перед отъездом она прогулялась к пляжу – дикому, нетронутому, безлюдному. Пройдет три месяца – и здесь вырастут краны, взревут бетономешалки, быстро поднимется отель, появится сауна, вертолетная площадка… Идиотизм, безмозглая бесовщина!

Приехали: не хватало ей заговорить словами Кутанса!

Она вернулась к пикапу, сфотографировав на память пляж с белым песком и дом престарелых. Возможно, старуха права. Возможно, Маделин кое-что здесь нашла, просто еще не догадалась, что именно.

Она села за руль, повернула ключ зажигания и вернулась на автостраду. Там, наматывая мили, она старалась навести порядок в своих мыслях. Через час с лишним зазвонил телефон, на экране появилось имя:

Доминик Ву.

Окрестные жители наверняка называли этот дом «кубиком Рубика». С этой мыслью Кутанс вылез из такси на севере Верхнего Ист-Сайда, на углу 102-й стрит и Мэдисон-авеню.

Лаборатория «Пеллетье энд Стокхаузен» представляла собой разноцветный стеклянный куб, красочную заплатку на серо-коричневом фоне окрестных строений.

Кто сказал, что американцы не уходят в отпуск? Сегодня лаборатория выглядела мирно дремлющей. Гаспар назвал себя изящной длинноногой дежурной с угловатым, словно вычерченным циркулем лицом в белых пятнах и с угрюмым взглядом исподлобья, заставлявшим вспомнить персонажей Бернара Бюффе [84] Французский художник середины XX в. .

Мисс Проволока привела его в кабинет на шестом этаже с видом на колоссальный комплекс больницы «Маунт Синай».

– Милости прошу, мистер Кутанс! – раздался голос владельца лаборатории.

Дуайт Стокхаузен собирался в дорогу. Рядом с диваном «Флоренс Нолл» [85] Диван, разработанный известным дизайнером интерьеров и названный ее именем. стояли два чемодана «Алзер» с монограммами, такая же дорожная сумка и пара лунных ботинок на меху.

– Мы проводим Рождество в Аспене, в отеле «Жером». Бывали там? – Его голос вибрировал от самодовольства. Шагнув к Гаспару, он по-европейски подал ему руку.

– В последнее время не бывал, – ответил драматург.

Слуга науки жестом пригласил его сесть на диван. Сам он простоял еще минуту, уставившись в смартфон и елозя по экрану толстым пальцем, по сравнению с которым гаджет выглядел миниатюрной игрушкой.

– Через минуту я вами займусь, вот только заполню проклятый аэропортовский формуляр.

Гаспар посвятил эту минуту разглядыванию хозяина кабинета. Когда он был ребенком, его мать якшалась с субъектами схожего пошиба – сначала в 16-м округе Парижа, потом в Белгравии и в Бикон-Хилл [86] Фешенебельные районы Бостона. . Двойной подбородок и профиль а-ля Людовик XVI безупречно гармонировали с брюками «принц Уэльский», с блейзером с шевронами, с носками «Гамарелли» и с мокасинами с кисточками на кончиках шнурков.

Наконец Бурбон выпустил из рук телефон и уселся напротив посетителя.

– Полагаю, вы пришли поговорить о Шоне Лоренце?

– Насколько мне известно, он побывал у вас год назад, двадцать третьего декабря две тысячи пятнадцатого года. В тот же день он скончался.

– Помню-помню! Я сам его принимал. Между нами говоря, он был знаменитым художником, верно?

Стокхаузен обвел рукой стены своего гигантского кабинета.

– Как видите, я – коллекционер, – произнес он своим фирменным педантичным тоном.

Гаспар узнал литографию «Девочка с красным шаром» Банкси – ту самую, что красовалась в тысячах гостиных и служила заставкой на мониторах миллионов компьютеров. Здесь же был неизбежный Дэмьен Хёрст – пресловутый череп в бриллиантах, а также большая скульптура Армана [87] Арман Пьер Фернандес, французский художник. – лопнувшая скрипка (ваял ли Арман что-либо еще, помимо гневливых скрипок?). Короче, все то, что Гаспар на дух не переносил.

– Вернемся к Лоренцу, если не возражаете.

Стокхаузен, скользкий, как угорь, не собирался уступать гостю инициативу.

– Для начала скажите, как вы прознали об этой истории? – спросил он.

Гаспар не принял его игры. Раз Стокхаузен согласился срочно его принять, значит, переживает за репутацию – свою и лаборатории.

– Предлагаю сэкономить время, мистер Стокхаузен: просто скажите четко и без проволочек, что за дело было к вам у Шона Лоренца.

– Не могу по соображениям конфиденциальности.

– Гарантирую, что так продлится недолго. Только до того момента, когда к вам в Аспен нагрянет бригада копов с наручниками. То-то будет аттракцион для постояльцев отеля «Жером»!

Уважаемый ученый муж изобразил благородное возмущение.

– За что меня арестуют?

– За сообщничество в убийстве ребенка.

Стокхаузен откашлялся.

– Вот отсюда! Я обращусь к своему адвокату.

Но Гаспар вместо того, чтобы выйти вон, попытался удобнее устроиться на жестком диване.

– Таких крайностей легко избежать, – небрежно бросил он.

– Что вы, собственно, хотите узнать?

– Я уже объяснил.

Людовик Капет упирался недолго. Промокнув пот на лбу шелковым платочком из кармашка блейзера, он покорно сдался.

– В тот день 23 декабря Шон Лоренц ввалился ко мне в кабинет в состоянии крайнего возбуждения, почти сумасшествия. Откровенно говоря, не будь он знаменитостью, я бы его не принял.

– Он принес пластиковый пакет?

Стокхаузен брезгливо поморщился.

– Пакет для мусора. А в нем старый коврик. Такие стелят в машинах.

Гаспар поощрил его кивком:

– Верно, раньше этот коврик лежал в багажнике «Доджа».

– Короче, – продолжил Стокхаузен, – Лоренцу нужно было выяснить, нет ни на этом коврике генетических следов его сына.