Лев Рубинштейн - Целый год. Мой календарь

Странно, но я никогда не задумывался о том, откуда у него так много этих пробочек.

Чуть позже выяснилось, что их домработница тетя Лида ежедневно покупала в аптеке флакон одеколона, выпивала его, а пробочки отдавала Смирнову.

Однажды я зачем-то напихал в печку кипу газет и поджег их. А вытяжка осталась закрытой. И я бы, наверное, угорел, если бы вовремя не пришла мама. С тех пор я знаю, что так поступать нельзя.

Старая учительница географии Нина Викентьевна сошла с ума прямо на уроке, прямо на моих глазах.

Было это так. Повесив на стенку карту, она стала говорить: «Вот это, ребята, государство Уругвай». И тут же ножницами тщательно вырезала этот самый Уругвай из карты. «А это — Парагвай». И стала вырезать Парагвай. Все замерли, и в классе установилась такая тишина, которой ни до, ни после я не помню.

Где-то примерно на Бразилии она странно улыбнулась и вышла из класса. Потом пришел директор и сказал, что урока не будет. Мы были рады, конечно.

И больше ее никогда не видели.

К соседу Сергею Александровичу, военному летчику в отставке, иногда приезжала его мать. Она жила в Сочи. И про нее было известно, что раньше она работала поварихой в каком-то тамошнем санатории. «Она однажды кормила Сталина», — с почтением говорили про нее другие соседи. Меня она любила и однажды сказала, что в следующий свой приезд привезет мне варенье из розовых лепестков. Я с вожделением ждал этого неземного счастья. И однажды она привезла такое варенье. Кажется, это было одним из самых сильных разочарований во всей моей жизни, хотя их было у меня, как и у каждого из нас, немало.

На пароходе «Станюкович» мы с мамой плыли по Волге в город Горький. В гости к моему дяде. Именно там я уронил за борт любимую игрушку — тряпичного клоуна Петю. Горю моему не было предела. Но любовь к пароходам все же осталась. Меня и сейчас волнует дегтярный запах пристани.

Все мое детство прошло в состоянии всеобщего невротического ужаса перед огромным грибом. Он, этот ядерный гриб, изображался на многочисленных антивоенных плакатах, а также на учебных плакатах по гражданской обороне.

Еще все говорили про какие-то особенные тайные бомбоубежища, где на несколько лет припасены продукты и питьевая вода.

И вообще считалось, что война неизбежна. Просто надо ее как можно дольше оттягивать.

Прочитав книжку «Человек с Луны» про Миклухо-Маклая, мы стали играть в папуасов. Бегали с самодельными копьями, украшались бусами из рябины и бузины, сооружали шалаши и орали дикими голосами. В книжке папуасы были очень хорошими.

Сосед дядя Ашот все время читал газеты и время от времени на кухне пересказывал, что он там вычитал. Говорил он с забавным армянским акцентом.

Однажды, пересказывая очередную статью из газеты, он сказал: «А римская папа заявила…»

Подавившись смехом, я убежал в нашу комнату, где смеялся еще минут десять.

Как звали мужа Антонины Алексеевны, я не помню. Что и немудрено: я его почти никогда не видел. Он работал на Метрострое. Работал по ночам. Утром он приходил домой, усталый и неразговорчивый, не раздеваясь входил в кухню, где в полном молчании съедал полную сковородку котлет с гречневой кашей. Потом, так же молча, уходил в свою комнату и спал до вечера. Поздно вечером уходил в свое подземелье. Он казался очень загадочным.

Ни радио, ни телевидение об этом не сообщило. Об этом сообщила лишь крошечная заметка в газете «Известия» — где-то справа в углу, рядом с прогнозом погоды и курсом иностранных валют.

Подробности узнавали по радио «Голос Америки».

В начале 1960-х годов его портреты висели во многих квартирах. На них он был с красивой белой бородой и в свитере. В квартирах «попроще» висел портрет Есенина рядом с березкой. В квартирах «еще проще» висела репродукция с картины «Шоколадница».

Это сейчас слово «Останкино» ассоциируется прежде всего с телевидением. А раньше это было довольно отдаленное захолустье. Говорили: «Он живет далеко, где-то в Останкино».

«Где-то в Останкино» жили какие-то наши родственники. И я однажды побывал там вместе с родителями.

Бледно-розового цвета двухэтажные бараки. Кривобокие домики со щербатыми заборами. Голосистые дворняжки на привязи. Тетки в телогрейках и серых пуховых платках с керосиновыми бидонами.

«Сегодня у нас новая тема, — неторопливо и с дидактическими повторами говорил нам новый учитель истории и одновременно завуч Иван Тихонович Дронов. — Новая тема. Древний. Египет. Древний. Египет. Древние египтяне (ударение на втором слоге). Древние египтяне. Жили в лаброврадельческом государстве. В рабловрадельческом государстве. Запомнили?»

Ага, запомнили.

Мой знакомый из Вологды как-то приехал в Москву и пошел в какой-то ресторан. Человек он был пьющий и в этом состоянии довольно скандальный.

В общем, он там, в этом ресторане, умудрился очень быстро поругаться с одним из посетителей и они отправились в уборную, чтобы выяснить отношения.