Мари Осмундсен - Благие дела

Карианна сидела в кровати и улыбалась, милой отрешенной улыбкой. Рейдун фантазировала о том, как Карианна поедет в Индию, встретится с тиграми и азиатскими буйволами. На другой день Рут повела обеих подружек на рок-концерт.

Они вернулись на родину, и потекло привычное норвежское лето: солнце вперемежку с дождем, походы за ягодами и купаться на озеро. Наступил август. Начались занятия в школе.

И перед ней опять предстал Тарик, живой и невредимый, только еще более отдалившийся, словно он побывал на луне. При виде него тело Карианны вспыхнуло алым пламенем. Губы ее таяли от одной его улыбки. Он излучал свет.

И продолжал не замечать ее.

Тарик! Тарик!

Никакого ответа.

Однажды в ночь под пятницу Карианна побежала в соседний поселок, Рёйкен. Там она пошла на кладбище, дождалась двенадцати и подобрала с одной из самых древних могил ком земли. Она сунула его в карман спортивного костюма, выпрямилась. Было тепло и мглисто, в воздухе висела легкая дымка. Карианна стояла между могил — и не боялась. Она сама не понимала, откуда у нее такая смелость.

Она бегом возвратилась домой и по дороге думала о старинной каменной церкви, в которой тоже не было ничего страшного. Вспомнились воскресные службы, на которые Карианна ходила маленькой: вот она сидит рядом с папой и мамой на жесткой деревянной скамье и старается вести себя тихо, не скучать, не зевать, не смеяться.

Ночью церковь выглядела иначе, но все равно не внушала страха. А приходского кладбища ей следовало опасаться, думала Карианна, и тем не менее она не испугалась.

Карианна прокралась в свою комнату, так что никто не заметил ее, подождала, когда забрезжит рассвет. Тогда она смочила комок земли слюной, написала им на ладони два имени и обвела их изображением сердца. После этого она легла спать.

Наутро она была совершенно разбитая и в то же время пребывала в удивительно хорошем настроении. Она не задрожала от страха, когда столкнулась с Тариком в коридоре (пришлось бегом догонять его), и не испугалась, когда, словно невзначай, задела левой рукой его руку.

Она плевать хотела на то, что кто-нибудь увидит ее жест, она плевала на то, что подумает Тарик.

На последней перемене он улыбнулся ей.

Через неделю они стали «дружить», стали «парой».

Когда тебе пятнадцать лет и ты ходишь в девятый класс средней школы, «дружба» с мальчиком редко бывает сопряжена с какими-либо иными ощущениями, кроме чувства гордости и некоторого превосходства над другими; на переменах влюбленная парочка выставляет себя напоказ: смотрите, какие мы храбрые, что мы делаем, чего мы стоим! Остальные ученики играют при этом роль зрителей: чуть сконфуженные, они наполовину завидуют, наполовину недоумевают.

С Карианной все было по-другому.

Она чувствовала себя на седьмом небе.

Они с Тариком разговаривали, подпирая стену, сидели вдвоем на траве и ели взятый из дома завтрак. При посторонних Тарик редко дотрагивался до Карианны, иногда только он позволял себе легко коснуться ее руки или подарить улыбку, проникавшую ей в самое сердце. Для начала Карианне и не требовалось большего.

Тарик жил с отцом и дядей, которого звали Мансур, в двухкомнатной квартире с кухней на втором этаже запущенного дома, некогда составлявшего часть усадьбы; отец его работал в Осло в ресторане, дядя был трамвайным кондуктором. Тарик приехал в Норвегию, когда ему было десять лет; теперь он хорошо говорил по-норвежски, но первое время приходилось туго, из-за языка он на два класса отстал от своих сверстников. У него были способности к физике и математике. В Пакистане остались мать Тарика и пятеро младших братьев и сестер. Жениться он всегда собирался на пакистанской девушке, которую ему подберут родители. Он мечтал выучиться на врача. Мечтал о том, чтобы жить отдельно и прилично зарабатывать: он хотел помочь своим снять более пристойную квартиру, куда можно было бы выписать всю семью.

На летние каникулы Тарик ездил в Пакистан. Там солнце, пыль, деревья, рассказывал он. Там болезни. Там доброжелательность.

Он рассказывал о трех парнях, которые налетели на него в темном переулке, около двух лет назад, еще до того, как они с отцом и дядей Мансуром получили эту квартиру в Спиккестаде. Один из парней ударил Тарика велосипедной цепью, у него до сих пор шрам на лбу. Он немного рассказывал о дискотеке для пакистанских подростков, но никогда не упоминал о расистских призывах на стенах метро, не говорил о культурных различиях или об эксплуатации.

Карианне было пятнадцать лет, и ее нимало не заботил внешний мир. Она жила лишь своей влюбленностью.

Рейдун перестала существовать для нее. Школа еще играла какую-то роль, но только потому, что там был Тарик. Тренировки Карианна пропускала при каждом удобном случае, успеваемость ее покатилась вниз. Зато Карианна много улыбалась.

Тело ее горело.

Тарик .

Карианна плевала на все и вся; на одноклассников, на учителей, на подружек и родителей; она замечала в лицах окружающих скептицизм, беспокойство, презрение, но все это оставляло ее безучастной.

Они с Тариком улучали минуту, чтобы подержать друг Друга за руку. Они целовались украдкой, когда никто не видел.

И все же поползли слухи. Карианну слухи не волновали, она надеялась, что вряд ли кто-нибудь решится рассказать о них с Тариком ее родителям. Надежда оправдалась. Всю долгую осень они «дружили», и их более или менее оставили в покое.

Карианна стремилась к близости. Никому не должно быть до этого дела, это ее проблемы, ее собственная жизнь это касается только ее и Тарика. Ей хотелось быть ближе еще ближе. Он брал ее за руку, бережно целовал в губы. Он был по-рыцарски благороден и сдержан. А у нее было ощущение, что она кружится на карусели.

Он хотел жениться на ней.

Хотел познакомить со своим отцом. Она отнекивалась: пока не надо, еще рано. Они двое. Никому другому не должно быть до них никакого дела.

Они тайком выбирались на дальние прогулки, Карианна ведь занималась ориентированием и знала все окрестные поля и перелески как свои пять пальцев, они с Тариком карабкались по каменистым склонам и отвесным кручам, находили укромные уголки, куда не забредал народ.

Ей было пятнадцать лет, она была сильная и мускулистая, с высокой грудью, и у нее уже два года как начались менструации. Тело ее зудело. Она не представляла себе, как жила до встречи с Тариком. Она была ребенком, пребывала в спячке, ровным счетом ничего не понимала. Теперь она мечтала о том, как станет медсестрой и поедет с Тариком к нему на родину, как они будут жить там, в бедности, но в почете и уважении за свои благие дела, как у них будет восемь детей и дом с садом и как Тарик будет работать врачом в местной больнице. Он. Один только он.