Мари Осмундсен - Благие дела

Бьёрн проявил редкостную покладистость.

Что ж, дело терпит, сказал он. Пусть Карианна как следует разберется, чего хочет, а тогда уже возвращается к нему.

Она посмотрела на него непонимающими глазами, но он быстро перевел разговор на родственников, на ее и своих родителей — им ведь сказали, что Карианна переехала от Бьёрна временно, чтобы немножко пожить самостоятельно, теперь хорошо бы договориться, как быть дальше, что говорить им. Карианна была настроена объяснить все раз и навсегда. Бьёрн считал, что нужно подождать, повременить с неприятными известиями, преподнести их осторожно. Не понимая, зачем тут требуется осторожность, Карианна тем не менее уступила. Вскоре они уже болтали об общих знакомых, общих воспоминаниях, о пережитом вместе.

Беседа довольно легковесная, но все же приятная.

Они засиделись допоздна, и Карианна предложила Бьёрну переночевать в Мимминой кровати. Слезы и вино обессилили ее. Она вышла принести Бьёрну постельное белье. Когда она вернулась, он стоял посреди комнаты с тем неловким смущением, с тем выражением надежды и ожидания, которые она так хорошо помнила, которые тронули и привлекли ее почти два года тому назад, когда они с Бьёрном только познакомились. Он обнял Карианну, привлек ее к себе. Она тоже обняла его, немного грустно, в знак дружбы, как бы прощаясь.

— Давай сегодня ляжем вместе, Карианна, — раздался его робкий голос у нее над головой.

Она высвободилась из объятий и подняла на него взгляд. Беспокойство и ожидание. Просительная улыбка. Карианне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и все равно перед ней стоял смущенный мальчишка, который ничего не требовал, напротив, вежливо просил: пожалуйста, Карианна!

— Только один раз, — продолжал он. — Я очень скучал по тебе… Ну, вроде как на прощание, а?

Конечно, надо было согласиться, если он так умоляет. Само собой разумеется! Поступить иначе будет немыслимо, отвратительно, это значит нанести удар по его доверчивости и чувствительности, это будет жестоко и враждебно по отношению к нему, ведь он безумно обидится. Разве не так? Конечно, так.

— Не надо, Бьёрн, — сказала Карианна, отстраняясь, — мне не хотелось бы… Боюсь, что между нами ничего больше не осталось…

— Осталось, — возразил он, протягивая руки к ней.

Она уклонилась.

— Нет! Я не могу…

Карианна сбежала в ванную.

Она чувствовала себя смертельно усталой, смертельно разочарованной, смертельно подавленной.

Он не имел в виду ничего плохого, внушала она себе. Он хотел просто попрощаться! Он вовсе не собирался причинять ей боль. Это было недопонимание…

Вот именно, недопонимание!..

Карианна почистила зубы, умылась, вышла сказать «спокойной ночи».

Бьёрна не было.

Его не было в гостиной, не было в комнате Мимми, не было во всей квартире.

Он ушел.

Карианна поджала губы, выключила свет, заперла двери и, насупившись, некоторое время вглядывалась в темноту из окна гостиной.

Затем она передернула плечами и отправилась спать.

Отпуск подошел к концу. Карианна снова начала работать, миновало несколько недель. Как-то в пятницу они с Рут решили пойти развлечься, и Карианна встретила в кафе кое-кого из знакомых Бьёрна (и своих тоже); весь вечер она проговорила с парнем по имени Виллиам, он был студент, чуть моложе Бьёрна, светловолосый и симпатичный. Дело кончилось тем, что он увязался за ней домой. Карианне было с ним приятно, но не более того — в последующий месяц они виделись еще раза два-три, после чего их свидания прекратились.

По правде сказать, ей сейчас было не до молодых людей, от них только морока и разочарование. Карианне нужно было побыть одной, чтобы ее никто не трогал.

Она работала, читала, занималась спортом.

Подступил сентябрь, по утрам в воздухе веяло прохладой, того гляди настанет осень, а там и зима. Карианна обнаружила, что ее теплая одежда осталась на квартире у Бьёрна. Однажды она позвонила ему с работы и спросила, будет ли он вечером дома, чтобы ей зайти за вещами. А может, он возьмет у кого-нибудь машину и сам завезет их?

Бьёрн объяснил, что только что обзавелся собственной машиной и вполне может подъехать к ней, например, завтра.

Она испытала облегчение и, вероятно, выдала это облегчение голосом, когда благодарила Бьёрна.

У нее не было ни малейшего желания ехать в Грюнерлёкку. Ей вовсе не улыбалось, открыв дверь, окунуться в обстановку, которая еще так недавно давила на нее; Карианне казалось, что она задохнется от тоски и воспоминаний, стоит ей только переступить порог этой красивой просторной квартиры; вероятно, она перестанет быть самой собой уже на лестнице, а то и раньше — на улице, перед подъездом.

Нет, у нее не так много за душой, чтобы попусту растрачивать себя.

На другой день она купила курицу и овощи для салата, но не успела доделать его, когда Бьёрн позвонил в дверь. Это не страшно, успокоил ее Бьёрн, он все равно не останется обедать, он спешит на свидание. Свалив ее одежду и пакет с зимними сапогами посреди кухонного стола, он замер напротив Карианны.

Может, он все-таки присядет ненадолго? Выпьет чаю?

Нет.

Бьёрн был лаконичен и агрессивен.

— Ты на что-нибудь сердишься? — удивилась она.

Упаси Бог, на что ему сердиться? Он только надеется.

что все ее вещи уже перекочевали к ней, потому что не хотел бы и дальше быть у нее на побегушках.

Карианна недоуменно воззрилась на него.

— Очень любезно с твоей стороны, что ты все привез, — сказала она, чувствуя, что он ждет от нее каких-то слов… Этих ли?! — Большое спасибо, Бьёрн!

Пожалуйста, коротко бросил он. А вообще это в последний раз, ему надоело заниматься ее делами, он рассчитывает, что она больше не будет требовать никакого барахла.

Что?!

Остальные вещи его. Из квартиры она больше ничего не получит.

Что-что?!!

— Ты ничего не получишь, — повторил он. Твердо и определенно.

Да, конечно, так оно и будет, она была уверена. А она-то раздумывала, не попросить ли у него стереосистему… Квартира и большая часть мебели действительно принадлежали ему, тут сомнений не было, но диван с креслами и стереосистема, которые они покупали вместе?.. Чего же тогда стоят его разговоры о нашей квартире, нашей жизни, наших делах? Карианна не стала ни о чем просить, хотя собиралась, — возможно, в глубине души она надеялась, что он сам предложит ей что-нибудь.

Теперь он утверждал, что все вещи его.

Она почувствовала, как у нее раздуваются ноздри, и, выпрямив спину, ледяным тоном сказала:

— Я ничего у тебя не прошу.

Она сверлила его глазами, пока он сам не отвел взгляда и не ушел, коротко кивнув на прощание.

Оставалось смаковать свое превосходство. Вот тебе! Она ни о чем не попросила! Это была в некотором роде победа.