Евгений Попов - Веселие Руси [рассказы]

Письмо Н.Н.Фетисова в XXX век

Грядущим нашим потомкам, возможно, будет небезынтересно узнать, что и в наши дни полного равенства имелось еще некоторое расслоение, с целью чтобы не было уравниловки.

В частности, имелись, например, буфеты, куда не всякий мог влезть. Где сверху свешивались копченые осетры и колбаса-сервилат, сгущеное молоко и шпроты сияли, минеральная вода пузырилась, сухое вино создавало долголетие, а мясо, мякоть различных сортов, обеспечивало полную стабильность жизненного уровня.

Кроме того, были выстроены различные дачи, сокрытые от нескромного глазу в зеленом полезном лесу за безвредными высокими заборами. Там, среди дорожек, засыпанных чистеньким песочком и камушками тоже кружилась определенная категория граждан, куда не всякий мог нырнуть. Они ходили в легких одеждах, читали журнал «Америка» и ничем вроде бы не отличались ни от кого из остальных.

И наконец, наряду с общими медицинскими больницами, где лежали ординарные труженики, существовали больницы особые, для тружеников оригинальных. Там лечились работники крупного пошиба, их жены, детки, тетки, бабушки и дядья, а также люди творческих профессий, члены творческих союзов — художники, композиторы, писатели, а также и еще какие-то люди, которых никто не знал, почему они лечатся именно тут, а не в каком-либо другом, более подходящем им по общественной ценности месте.

Замечу в скобках, что сообщаю я эти данные вовсе не из низкого злопыхательства, а просто констатируя факт, как летописец Пимен, чтобы ничего не ускользнуло от всевидящего ока Истории. В тех же скобках открою, сказав честно, что и другие больницы, другие дачи, другие магазины были, может быть, лишь чуть-чуть и похуже, чем вышеописанные, но они все равно были очень даже приличные и хорошие. В них всегда имелось все необходимое, а также ночевала иногда и роскошь. Например, крабы. Так что тут все в порядке и не наблюдалось никакого антагонизма. Просто я говорю, что были вещи одни, а были вещи и другие.

Вот так; А в этих специальных заведениях — что тут удивляться — ведь там все равно лежали выходцы из того же самого НАРОДА, что осаждает по утрам общественный транспорт, а вечером стоит в очереди. Так что тут мы имеем вовсе даже, наверное, и не РАССЛОЕНИЕ, как таковое, а КОНЦЕНТРАЦИЮ, здоровую по своей основе, исполнению и замыслу.

К одному такому выходцу из народа, воспитанному вместе со мной в деревне Кубеково Красноярского края, художнику Н., я и направился однажды на свидание, вооруженный опытом знания и всеми изложенными рассуждениями.

Я и пришел в эту самую специальную больницу, поражающую глаз чистотой, порядком и зеленью. Зашел, отпихнул человека в белом халате, который мне сказал: «Ты куда?», снял пальто, повесил его на первый попавшийся гвоздь, вынул из сумки личный белый халат, домашние тапки, взял сумку и пошел по бесконечным коридорам к своему знакомому художнику Н.

А только он меня сразу же нагнал, кого я отпихнул. И опять говорит: «Вы куда, товарищ?» Я тогда вынужден был остановиться и сказать:

— Я несу минеральную воду.

— Какую такую минеральную воду? — страшно удивился человек в белом халате и очках. В галстуке, брюках черных…

— Боржом, — сказал я, отвернув от него лицо, и пошел дальше по бесконечным коридорам.

А только тот меня опять догоняет и снова теребит:

— Простите, но вы к кому идете, товарищ?

А я ему в ответ:

— Я, товарищ, несу минеральную воду одному ТОВАРИЩУ. Мне ПОЛОЖЕНО к нему ходить!

Тут-то очкастый человек и призадумался сильно, услышав, что «ТОВАРИЩ» и «ПОЛОЖЕНО». Но на всякий случай спросил:

— У вас и пропуск есть?

— Разумеется! — разумеется ответил я, хотя пропуска у меня никуда и никогда не было и не будет.

Тогда этот бедный человек посмотрел на меня с горьким сожалением, но, помня, в каком учреждении служит, махнул рукой и что-то шепча (по-видимому, молитву), пошел от меня прочь.

И я от него пошел прочь. Я нашел своего приятеля, художника Н., рассказал ему эту историю, и мы с ним долго смеялись. После чего я обвинил его в конформизме. Посмеялись и над этим, после чего я у него занял немного денег. Приятель обвинил в конформизме и меня, но денег дал. Так, весело хохоча, и расстались мы с моим приятелем, художником Н., воспитанным вместе со мной в деревне Кубеково Красноярского края.

Вниз я шел гордо. Внизу встретил стража, который тосковал, опершись о мраморную колонну. Он сделал вид, что не заметил меня, но когда я проходил мимо, он метнулся и ухватил за полу какого-то другого, мужика в пиджаке, который тоже куда-то пробирался с сумкой, полной еды.

— Ты куда, товарищ? — спросил он и его. Но тот не смог ничего толком ответить, и его с позором изгнали из больницы, велев приходить в урочный день и час.

Так что вот я и повторяю, чтобы вам все стало окончательно понятно — никакого такого тогда расслоения не наблюдалось, а имелась лишь КОНЦЕНТРАЦИЯ, здоровая по своей основе, исполнению и замыслу.

В заключение добавлю, что я, Николай Фетисов, написавший все это, вовсе не хотел написать ничего такого, что кому-нибудь может не понравится. Поэтому, если то, что здесь написано, кому-либо не нравится, то я эту гадость немедленно изорву на мелкие клочки. И не стану ее замуровывать для потомков в бутылку, как я это только что собрался сделать.

Изорву на мелкие клочки и развею по ветру с крутого городского обрыва, где внизу — мутная речка Кача, справа — поселок со звучным названием «Кронштадт», слева — ведет на ГЭС бетонная супердорога, сзади — Центральное кладбище, уже закрытое для захоронений, а в небесах — синева, окоем, вечность и господь Бог!

С уважением

Н.Фетисов

Некоторые служащие нашей конторы не умеют правильно проводить свой досуг, почему и приходят на работу зеленые, как несвежая колбаса.

И на работе сидят, в томлении дожидаясь, когда же, ну когда же, наконец, прозвонит веселый звонок-освободитель и станет можно идти по домам и местам общественного пользования, чтобы в который раз попытаться организовать свой отдых и извлечь из него максимум пользы.

Как лишь стрелки больших настенных часов клонятся книзу, так эта надежда и светится в их синюшних лицах, так и таится в уголках рта, раздираемого страшной зевотой.

Мне один такой зевун, по фамилии Зебзеев, раз и говорит:

— Эх, я бы эту нашу контору! Да я бы ее взорвал динамитом, а сам поехал в Гуцулию, гонять плоты по быстрым рекам.

А другой, Алеша Кудрявцев, курильщик, накурившись в коридоре до одурения и даже прочитав вывешенную там газету «Социалистическая индустрия», обнял меня и зашептал.

— Видимо. Видимо, я неправильно живу. Может. Может, нужно было не так? В сторожку лесную, может, нужно было? На кордон? Лесником? Глухаришек постреливать, рыбку ловить, читать Руссо, волков гонять?