Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

— Нет.

— Ну, скажи почему.

Хаим-Алтер поднял большие печальные глаза. Азриэл подумал, что у него очень длинные ресницы, как у девочки. В ребенке все было необычно нежным, благородным: высокий лоб, маленький носик, узкий подбородок, чуть оттопыренная верхняя губа. Мальчик напоминал тепличное растение.

— Видно, что ребенок из благородной семьи.

— Муж — потомок Тойсфес Йом-Това [51] Тойсфес Йом-Тов (рабби Йом-Тов Галеви Геллер, 1579–1654) — выдающийся каббалист и комментатор Талмуда. . Из рода царя Давида.

— Царя Давида? Он и правда выглядит, как принц.

Азриэл сел писать рецепт. Занес перо над листком бумаги и задумался. Что выписывать этим людям? Им на хлеб не хватает, одеваются в лохмотья, по ним ползают вши. Несут в себе наследие обитателей гетто: наветы, гонения, погромы. Вот у этого Хаима-Алтера уже сутулые плечи, впалая грудь, живот выпирает, ножки кривые, ручки как у шестилетнего ребенка. Лечение? С Тойсфес Йом-Това надо было начинать…

— Хаим-Алтер, это тебе.

Азриэл достал из кармана полтинник, но ребенок даже не протянул ладонь.

— Бери, не стесняйся.

— Доктор, что вы, не надо. Мы не такие люди…

— Пусть возьмет. Это на лекарство.

— Доктор, спасибо вам!

Пришлось упрашивать женщину взять монету. Еврейка осыпала Азриэла благодарностями. Хаим-Алтер исподлобья взглянул на него, и древняя гордость сверкнула в его огромных, серых глазах. Гордость униженного аристократа. Азриэлу показалось, что взгляд Хаима-Алтера говорит: «Погоди, мы еще с тобой сочтемся…»

Перед тем как разойтись по домам, молодые врачи беседовали в больничной канцелярии. Многие из них занимались общественной деятельностью, от общества «Здоровье» распространяли брошюры о гигиене на польском и даже на еврейском. Разговор все время шел об одном и том же: как приучить польских евреев соблюдать чистоту. Врач, связанный с еврейской больницей на Покорной, рассказал, какая там теснота, и как мыши бегают в коридорах, и как тяжело пациентам справлять нужду. Еврейские братства, помогающие больным, делают глупости: приносят еду, которую пациентам нельзя, пичкают их луком, чолнтом [52] Чолнт — традиционное еврейское субботнее блюдо из мяса, овощей и крупы. и запеканкой. Другой врач сказал, что собираются строить новую еврейскую больницу и что надо где-то найти еврейских сестер милосердия. Азриэл вспомнил, как женщины приходили с вопросами к его отцу и показывали запачканное белье и вшивые рубахи.

— До сих пор живем в Азии, — заметил врач постарше, пульмонолог.

— Да, в Западной Европе евреи совсем другие.

— Там у них хасидизма нет.

Азриэл собирался уходить, но вдруг к нему подошел еврей, который заваривал для врачей чай и подметал в палатах, и подал письмо в голубом конверте, адресованное доктору А. Бабаду. У Азриэла екнуло сердце. Письмо было от мадам Беликовой.

Глубокоуважаемый доктор Бабад!

Помните ли вы меня? Мы познакомились на балу у пана Валленберга. Я тогда упомянула, что мой сын Коля по ночам просыпается от страха. Говоря медицинским языком, у него «павор ноктурнус». Поскольку неврология — ваша специальность, я почла бы за честь, если бы вы согласились осмотреть ребенка. Мы с Колей почти всегда дома, вы могли бы прийти утром или вечером, как вам удобнее. Разумеется, если вам нетрудно. Хотя мы пообщались совсем недолго, у меня такое чувство, что мы с вами старые друзья. Надеюсь, вы меня не забыли и не сочтете мою просьбу слишком дерзкой.

С уважением и лучшими пожеланиями,

Ольга Беликова

Азриэл перечитал письмо несколько раз. От всего веяло теплом: от адреса на конверте, где перед его фамилией стояло «вельможному пану», от аккуратных, округлых букв, даже от капелек чернил, брызнувших с пера на бумагу. Азриэлу казалось, что он видит сквозь строчки, как тяжело было мадам Беликовой написать это письмо, сколько ей понадобилось сил, чтобы на это решиться. Как раз вчера он читал о телепатии. Разве это письмецо — не доказательство, что телепатия существует? Он думал о мадам Беликовой, и его мысль заставила Ольгу ему написать. Он не единственный невролог в Варшаве. И, само собой, дело не в том, что мадам Беликова решила сэкономить рубль… У Азриэла еще было немного времени. Он взял медицинскую энциклопедию посмотреть, что пишут о «павор ноктурнус», какие симптомы, какое лечение. «Цветы купить или не стоит?» — подумал он. Азриэл смотрел в книгу, но почти не понимал, что читает. «Неужели я влюбился? Но я не могу, мне нельзя, нельзя… Это убьет Шайндл…» Сердце бешено колотилось, буквы прыгали перед глазами. «Прямо сегодня пойти? Или завтра? Что надеть, какой костюм, какую рубашку?» Азриэл с детства привык прислушиваться к себе, и теперь одна его часть наблюдала, что происходит со второй. Исчезла скука, появились решительность и бодрость. Вдруг все стало выглядеть иначе: стол, книжный шкаф, окно и даже мусорный бак посреди двора. Изменился и свет летнего солнца, стал золотистым и слегка дрожащим. Облака в небе меняли форму. Сколько же сочетаний пара и света! Человеческий язык слишком беден, чтобы их описать. Вспомнилось каббалистическое выражение, означающее «менять форму». Что, например, происходит сейчас у Азриэла в мозгу? Если бы можно было проследить все физические и химические изменения! Нервы дрожат, клетки движутся, смешиваются, сливаются друг с другом. Несколько слов, которые мадам Беликова написала на бумаге, а Азриэл воспринял через световые лучи, устроили настоящий переполох у него в голове, в крови, в желудке и, кажется, в половой системе. Но этот же клочок бумаги, эти же написанные слова не произвели бы никакого впечатления на того, кто не умеет читать или незнаком с госпожой Беликовой. Значит, человеческое тело напрямую зависит от символов. Азриэл вспомнил стих Притч: «Добрая весть утучняет кости» [53] Притчи, 15, 30. .

Он стал собираться домой. К обеду он уже опоздал. А сразу после обеда у него прием. Азриэл часто испытывал зависть к другим врачам: интернисту, венерологу, дерматологу, гинекологу. Они хоть что-то понимают в своей специальности. А Азриэл полез в область медицины, где не известно ничего. Кто знает? Вдруг и правда бывает, что курица преследует человека. В таких вопросах наука не смыслит ни черта.

Да, Колю по ночам мучили кошмары. Но и Коля, и его сестра Наташа были прекрасно воспитаны, обучены хорошим манерам, отлично говорили по-русски и по-польски и были аккуратно одеты. У мадам Беликовой были две комнаты и кухня. В квартире подметен каждый уголок. Азриэл принес матери цветы, детям коробку шоколада. Мадам Беликова покраснела, восьмилетняя Наташа сделала реверанс, Коля неловко последовал ее примеру. Служанка Ядзя тут же поставила цветы в воду. Деревенская русоволосая девушка с пухлыми щечками тоже покраснела от радости, что в гости пришел мужчина. Вечер выдался теплый, но в квартире было прохладно, как весной. Легкий ветерок залетал в окно, за которым темнели густые кроны деревьев. Пахло ночной свежестью, улица была зеленой, словно сад. Казалось, еще только канун Пейсаха… Паркет блестел, как зеркало. Каждая вещь находилась на своем месте. Нигде ни пылинки. Азриэл считал, что прогрессивные евреи идеализируют своих христианских соседей, но такой чистоты в еврейском доме ему видеть не приходилось, разве что у самых богатых и совершенно ассимилированных. Он сам никак не мог приучить Шайндл к порядку, хоть какую-то грязь у них в доме всегда можно найти.