Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

— Мама, ты поправишься.

— Дай Бог. Но… Открой мою сумку. Найди в ней ключик.

— Зачем?

— Делай, что говорю. Да, этот. Теперь открой нижний ящик секретера. В самом низу, справа. Так. Там шкатулка. Достань ее и дай сюда.

Фелиция подала матери шкатулку черного дерева, инкрустированную слоновой костью. Графиня подняла крышку. В шкатулке лежали жемчужные ожерелья, броши, заколки, браслеты, серьги и перстни с бриллиантами. Драгоценные камни сверкнули разноцветными искрами.

— Здесь все, что у меня есть. Теперь это твое. Драгоценности достались мне от родителей. Не хочу, чтобы они попали в руки к нему. Он все растранжирит. Хелена — тоже моя дочь, я ее люблю, но она не такая беспомощная, как ты. Она вся в отца, а ты такая же, как я. Забери все. Отдашь ей только одно небольшое ожерелье. На ее свадьбу, не раньше. Остальное спрячь. Надеюсь, даст Бог, ты еще встретишь достойного человека. Если что, эти драгоценности тебе помогут.

— Мама, не нужно.

— Я все обдумала. Не знаю, сколько это стоит, но не меньше сорока тысяч злотых. Может, намного больше. Если тебе, не дай Бог, придется что-нибудь продавать, не обращайся к дешевым ювелирам. Поезжай в Варшаву. В Краковском предместье найдешь ювелира по имени Адам Носек. Ему можно доверять.

— Мамочка, не думай об этом. Тебе еще жить и жить. Давай стакан молока тебе принесу.

— Меня от него тошнит. Твой отец обещал привезти апельсин, но чего стоят его обещания? Кисленького хочется. Лимон тоже было бы ничего. Дочь, послушай, я должна еще кое-что сказать.

— Что, мама?

— Я знаю, Люциана нет в живых. Был бы он жив — нашел бы способ с нами связаться. Значит, он уже на небесах, с ангелами. Скоро я с ним встречусь. Так вот, я хочу, чтобы его имя вырезали на моем надгробии.

— Мама, ты мне душу надрываешь!

— Лучше быть заранее ко всему готовым. Земля — это юдоль скорби. Что я видела от твоего отца? Много горя и мало радости. Душа уже в теле не держится, взгляни, что от меня осталось. Смотрю в зеркало и сама себя не узнаю. Очень хочу, чтобы ты была счастлива. Найди себе мужа, Фелиция. Не будь слишком разборчивой. Пусть он будет беден, лишь бы был благородный и богобоязненный человек, не еретик какой-нибудь. Что такое богатство? Было и нет. Ладно, все. Забери шкатулку и спрячь у себя. Есть где спрятать?

— В письменном столе.

— На ключ запри. Хочу умереть бедной. Господь любит нищих. Ну, иди.

— Сейчас забрать?

— Да, сейчас, я же сказала.

— Мамочка!

Фелиция расплакалась, наклонилась и стала покрывать поцелуями материнские руки и лоб. Она всхлипывала тоненько, как котенок. Графиня потеряла терпение.

— Иди же!

Фелиция взяла драгоценности и вышла. Колени дрожали. На что ей эти бриллианты? Она принесла шкатулку к себе в комнату и заперла в бюро. Вытерла слезы, подошла к окну. Наверху стекла по-прежнему были разрисованы морозом, но внизу оттаяли. Сияло солнце. По снегу тянулись следы, оставленные полозьями отцовских саней и конскими копытами. Две вороны клевали рассыпавшийся овес, махали крыльями. Вдруг Фелиция увидела Хелену и Мирьям-Либу, дочь Калмана. Девушки шли кататься на коньках. На Мирьям-Либе был шнурованный жакет и толстое серое платье, на голове — платок. Хелена надела теплый костюм с вышивкой в виде лавровых веток на лацканах. Обе держали коньки под мышкой. Фелиция отвернулась. Отец спутался с москалихой, сестра — с богатой еврейкой. Кататься им надо. Только удовольствий ищет… А что мать болеет, ей наплевать. Совсем сердца нет!..

И в ту же секунду Фелиция поняла, что она сделает после смерти матери: уйдет в монастырь. И украшения туда же отдаст, пусть на них корону для Божьей матери сделают. На что ей, Фелиции, мирские блага? Она навсегда вырвет из сердца все земные надежды, все мечты о счастье. Хлеб, вода и жесткая кровать — это все, что ей надо…

Фелиция еще долго стояла у окна. Фигурки девушек становились все меньше, потом превратились в две черные точки. Солнце спряталось за облако. По равнине бежали тени. Мертвая, неземная тишина плыла из полей. В воздухе закружились снежинки. Фелиция чувствовала: пока она стоит и смотрит на зимний ландшафт, на размытый горизонт, в ней окончательно исчезает желание создать семью, выйти замуж, родить ребенка. Поздно, все равно ничего не выйдет. Она вернется к Господу в чистоте, девственницей, так же, как пришла в этот мир. Как она могла думать иначе? Ее всегда, сколько она себя помнит, тянуло в монастырь… Фелиция зажмурила глаза, прижалась лбом к холодному стеклу. Она словно пыталась уничтожить в себе последние частицы тепла…

В Воле, под Варшавой, была мебельная фабрика. Работало на ней больше восьмидесяти человек. В цеху, среди опилок и стружки, стоял Вацек Прач и долотом выбирал гнездо в толстой доске. Кто-то пилил, кто-то строгал, сверлил, забивал гвозди. Пахло политурой. Из-за зимы окна были закрыты, но в некоторых форточках были выбиты стекла. И в здании, и во дворе стоял шум: скрежет пилорамы, стук молотков, визг пил и крики извозчиков. Сгружали древесину, грузили готовую мебель. Ровно в час дня гудок возвестил начало обеда. Во дворе собрались закутанные в шали жены, матери и сестры рабочих с ломтями хлеба и горшками в руках. Мужчины, рассевшись на штабелях досок, деревянными или оловянными ложками ели похлебку, жевали хлеб. То тут, то там кто-нибудь доставал бутылку водки, делал глоток и закусывал куском колбасы. Было весело и уютно.

На ящике у забора сидели Вацек Прач и его любимая, Стахова. Вацек был выше среднего роста. Молодое бледное лицо, голубые глаза, русая бородка, усов никаких. Курносый нос, тонкие губы, высокий лоб. Одевался он, как все рабочие: безрукавка, рубаха с широким воротом, залатанные штаны и кожаные башмаки. Прач — крестьянская фамилия. Вацек говорил, что он родом из деревни под Влоцлавеком, но на фабрике ходили слухи, что он помещичий сынок. Выговор у него был не такой, как у других, даже ругательства и проклятия звучали у него непривычно. Кроме того, по вечерам он никогда не ходил в шинок. Похоже было, что он из тех, кто поднял восстание в тысяча восемьсот шестьдесят третьем, но об этом предпочитали помалкивать. И все же Вацека прозвали Шляхтичем.

Его подруга в молодости была служанкой. Ее муж, Стах, умер вскоре после свадьбы. От одного из своих любовников Стахова родила девочку. Теперь ее дочке Касе было лет одиннадцать. С Вацеком Стахова жила без венчания. Женщины часто ее расспрашивали, что за человек Вацек, встречается ли он с панами, есть ли у него родные, читает ли он книги и всякое такое, но Стахова, глуповато улыбаясь, отвечала:

— Во ja wiem? Откуда мне знать? С утра на работу уходит, вечером возвращается усталый. Бывает, совсем поздно домой придет, а где был, не говорит. Откуда бабе знать, что мужик делает? Может, у него, кроме меня, еще дюжина…