Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

— Милая моя!.. Сестренка…

— Мы же так и не поцеловались до сих пор.

— Аж во рту пересохло, так волнуюсь… Ну…

Они обнялись, расцеловались. Хелена положила белье на кровать.

— Бедный, руки какие холодные!

— Что мама делает?

— Сейчас? Не знаю. Лежит. Вчера доктор Липинский приезжал из Скаршова.

— А Фелиция где?

— В библиотеке. Читает целыми днями.

— Засиделась она в девках.

— Разве? Сказать ей, что ты здесь?

— Не спеши, не спеши. Еще не знаю. Не надо шум поднимать. Есть у кого-нибудь деньги в этом доме?

— Боюсь, ни у кого. У мама́ есть украшения.

— Что это за история с кацапкой?

— Обычная история.

— Аж оттуда ее привез?

— Аж оттуда… Старый ловелас! Все-таки люблю его, несмотря ни на что. Хотя для мама это был последний удар…

— А сама-то ты как?

— Как видишь. Торчу в этой дыре. На коньках катаюсь с еврейкой. Славная девушка, вот только…

— А Юзеф чем занимается?

— Сначала уголь копал. Теперь бухгалтер у торговца сардинами. У еврея.

И Хелена хихикнула. Но вдруг рванулась к двери.

— Господи, ты же есть хочешь!

— Да нет, уже перехотел.

— Сейчас принесу. Лето у тетки провела в Замостье. Да, дядя умер.

— Да ну! Когда? Хотя какая разница?

— Сперва память потерял, а потом умер. День своей смерти предсказал. И кучу долгов оставил. Стефания за докторишку вышла. А тетя все меня сватает, поругались с ней из-за этого. Пыталась меня за одного идиота выдать… Да что ж я болтаю! Если бы мама знала, что ты здесь! Раз уж ей недолго осталось, пусть хотя бы успеет тебя повидать!

— Так плохо с ней?

— Плохо. Но может, станет лучше, когда узнает, что ты вернулся. А что, если я скажу, что от тебя письмо пришло? Напишешь несколько слов? Сейчас поесть принесу. Что ты будешь?

— Что найдешь. Стаканчик водки не повредил бы.

— Чем занимался? Расскажи в двух словах.

— На мебельной фабрике работал. С бабой жил.

— Женился?

— Нет, так.

— Все-таки не понимаю, почему ты молчал.

— За свою шкуру боялся.

Хелена кивнула и вышла. Люциан поднял с пола одеяло и подушку. Не раздеваясь, вытянулся на кровати. В окнах быстро синело, на стеклах росли морозные деревья: кривые стволы, свисающие ветви. Древний лес, поломанный ураганом. Странная смесь густых тропических зарослей и северной пустоты. Вдруг Люциану почудилось, что он слышит стрекотание сверчка. Да нет, это у него в ушах звенит. Он бодрствовал, но какая-то часть сознания понемногу засыпала… Паковать сардины — это никогда не поздно. Все, на что наша шляхта способна… Люциан вспомнил, что он дома и Хелена пошла приготовить ему ужин, но в полусне ему казалось, что он в Варшаве, у Стаховой. Что это я так рано домой пришел? Праздник какой-то, что ли? Где Кася? Неужели босиком ушла? Простудится же. А котенок где? Он закрыл глаза и оказался на фабрике. Он строгал, но стружек не было. Ну и что, это же сон… Люциан проснулся, сел на кровати. За окном совсем стемнело, внизу пробили часы, но он не уловил, четыре или пять. Дверь распахнулась, и Хелена внесла кофейник и корзиночку с хлебом и сыром.

— Фелиция уже знает.

— Знает, так знает.

— В часовню пошла выплакаться… Без света будешь есть?

Хелена пододвинула стул, налила в кружку кофе, добавила сливки. Поднесла ко рту Люциана ломтик хлеба с маслом. Жевать Люциан не мог, только грел о кружку пальцы и понемногу тянул горячий напиток. Сквозь незамерзший квадратик стекла проник единственный лунный луч. Люциан снова начал клевать носом, опять показалось, что он в Варшаве.

— А она красивая, правда? — услышал он голос Хелены.

— Красивая, — согласился Люциан, даже толком не понимая, о ком она говорит. Предыдущих слов он не расслышал. В голове было пусто. Лицом он чувствовал холодок, но телу было тепло. Люциан встрепенулся и спросил: — А как ее зовут?

— Марьям. Это Мария по-еврейски.

Мирьям-Либа сидела за столом. В этот раз отец был дома, ужинал с семьей. Он сидел во главе стола на стуле с плетеной спинкой и макал мясо в хрен. Хлебные крошки застревали в бороде. Справа сидели Майер-Йоэл, мама и Юхевед, слева — Азриэл, Шайндл и Ципеле. Маленькая дочка Юхевед спала в колыбели. Отец привез из Варшавы керосиновую лампу. Мирьям-Либа рассматривала бронзовый резервуар, горелку, стекло, абажур. Виден был фитилек, погруженный в керосин. Лампа горела ярким белым огнем, было светло в каждом углу. И как до сих пор обходились сальными свечками? Все уже принялись за мясо, только Мирьям-Либа еще возилась с клецками. Она поднесла ложку ко рту, но забыла, что надо глотать. Прищурив глаза, она смотрела сквозь ресницы, и от лампы тянулись огненные ниточки. Майер-Йоэл и Азриэл опять затеяли спор. Майер-Йоэл говорил, что страна Мицраим находится в Азии, а Азриэл утверждал, что Мицраим — это Египет, а Египет в Африке. «Как он может быть в Африке, — спросил Майер-Йоэл, — если он недалеко от Земли Израиля?» Азриэл вскочил, чтобы принести карту, но Шайндл его не пустила.

— Что за спешка? Не убежит ваш Мицраим!

— Боюсь, в этот раз Майер-Йоэл прав, — вступил в разговор Калман. — В Африке живут черные люди, а Мицраим — это же филистимляне…

— Тесть хочет увидеть, где черным по белому написано?

— Да сиди ты! Ешь! Уж больно ты прыткий, Азриэл. Спокойнее надо быть. Торопиться некуда, успеем еще.

— А чего с этим тянуть? В Стране Израиля соединяются три части света: Азия, Африка и Европа. Синайский полуостров…

— Это гора Синай, где была дана Тора?

— Весь полуостров называется Синай. И там гора Синай, в Синайской пустыне.

— Что скажешь, Майер-Йоэл? — спросил Калман.

— Какое мне дело, что безбожники напридумывали. Все есть в Пятикнижии.

— Не все там есть, — возразил Азриэл. — Где там про Америку? Ее только Колумб открыл.

— В Торе все есть! Там о таких странах говорится, о которых никакие ученые понятия не имеют. Где Гойду? Где Куш? Один мудрец в Талмуде считает, что они близко друг к другу, второй — что далеко. Книгу Есфири читал?

— Читал, читал. Гойду — это Индия, Куш — Эфиопия. Довольно далеко друг от друга.

— По-твоему, получается, мудрец, который считал, что они рядом, ничего не понимал.

— Мудрецы Талмуда не знали географии. В те времена еще понятия не имели ни об Америке, ни об Австралии. Их позже открыли.

— Значит, безбожники умнее Торы!

Майер-Йоэл стукнул кулаком по столу, тарелки подпрыгнули, огонек лампы дрогнул. Зелда хмуро смотрела из-под чепца. До сих пор она молчала, но была на стороне Майера-Йоэла. Она не могла есть ту же телятину, что остальные, у нее почти не осталось зубов. Фейгл готовила для хозяйки отбивные. Зелда проглотила кусочек.

— Опять раскричались, как на базаре. Сколько раз просила, чтобы ели спокойно. Где это видано, чтобы молодые люди так орали? Кто в лес, кто по дрова. Вы бы еще подрались. Да какая разница, где этот Мицраим? Главное, оставайтесь евреями. Кто эти книжки пишет, все ставят с ног на голову, Бога забыли, лезут во всякую чертовщину.