Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Люциан хотел отказаться, но Евгения не дала ему и рта раскрыть. Она все берет на себя. Всю ответственность.

Тетя Евгения пообещала Люциану, что не будет приглашать гостей до воскресенья, и слово сдержала. Мирьям-Либа все еще была нездорова. Девушка нуждалась в покое. К тому же у нее не было подходящей одежды. Муж Стефании, врач, осмотрел Мирьям-Либу и сказал, что она может вставать на ноги, но не стоит выходить из дома, пока не кончились холода. Теперь у нее была своя комната. Тетка, Стефания, Хелена и швея из Замостья в первый же вечер принялись шить Мирьям-Либе платье, чтобы она могла показаться людям. У Мирьям-Либы было такое чувство, что она попала в сказку. Не прошло и двух месяцев с того дня, когда она каталась с Хеленой на коньках и впервые увидела Люциана, а казалось, миновало много лет. Неужели все еще зима? Неужели тот же самый год? Когда Мирьям-Либа с Евгенией и Хеленой проезжала по Замостью в карете, она видела через стекло носильщиков с корзинами мацы. «Значит, Пейсах пока не наступил?» — удивлялась она. Странно было после долгих скитаний приехать в поместье, так похожее на поместье в Ямполе, оказаться в частном доме, слышать звуки пианино, беседовать с Хеленой, той самой Хеленой, которая знала ее отца, мать, сестер, Азриэла, танцевала на свадьбе Шайндл!.. «Разве так бывает? Разве это возможно?» — снова и снова спрашивала себя Мирьям-Либа. Как мог единственный шаг — когда на Пурим она вышла к Люциану — полностью изменить ее жизнь? Неужели это и впрямь предопределено Богом? Каким Богом? Еврейским? Христианским?..

Вся семья собралась в столовой за ужином. Рядом с Мирьям-Либой сидел Люциан, напротив — Хелена. Доктор Пжисусский, муж Стефании, налил Мирьям-Либе вина и шепнул ей на ухо комплимент, который она слышала уже тысячу раз: что она не похожа на еврейку. Стефания называла ее кузиной. Тетка обращалась к ней не иначе как «миленькая», «дорогая», «доченька», «ангел мой». Она смотрела на Мирьям-Либу, как мать на избранницу сына. Лампа на потолке ярко светила, точь-в-точь как дома, на Пурим. Кафельная печь была жарко натоплена. В серванте стояла фарфоровая и серебряная посуда и статуэтки. Сосед-помещик, который выращивал цветы, прислал огромный букет роз, их поставили в хрустальную вазу. Пес Рыжик, который поначалу встретил Мирьям-Либу громким лаем, теперь лежал у ее ног и лизал ей лодыжки. Тетка с нежностью посмотрела на Люциана.

— Милый, расскажи все! Ты ведь не будешь ревновать к старухе? — Она повернулась к Мирьям-Либе. — Я же его маленьким на руках носила. Меня Бог сыновьями не наградил, вот он и был мне как сын…

— Ах, мама, это ты меня заставляешь ревновать, — шутливо сказала Стефания.

— Не волнуйся, голубка, в моем сердце любви на всех хватит. У меня ее столько, что нынешнее поколение и представить не может…

Мирьям-Либа видела происходящее, как в тумане. Рядом с ней был не тот Люциан, который сурово молчал или проклинал судьбу. Сейчас он рассказывал, как сражался с русскими и скрывался в Варшаве, словно это была веселая игра. Путешествие из Ямполя в Замостье он описывал, как забавное приключение. Стефания и Хелена смеялись. Даже о любви к Мирьям-Либе он говорил так, будто всю дорогу из Ямполя они были необыкновенно счастливы. «Неужели он такой лгун? — удивлялась Мирьям-Либа. — Или он все забыл?» Нет, он никого не собирался обманывать. Рядом с теткой, Хеленой, Стефанией и доктором Пжисусским (маленьким, молчаливым человечком), в сиянии лампы и стеариновых свечей, за оконными шторами, среди домашнего уюта, ковров, картин, паркета, оленьих голов на стенах, цветов и альбомов прошлое и правда выглядело иначе, как болезнь после выздоровления… Теперь и Мирьям-Либа видела его в другом свете…

— Марьям, расскажи про хасидов, которые в Ольшанове танцевали и ругались!

— Сам расскажи.

— Смешные такие. Они там спорили, сколько надо праздновать Пурим, один день или три…

— А разве в Библии не написано? — спросила Евгения.

— Написано, но у них есть различия. Один там был совсем смешной, пейсы до плеч.

— У нас ведь тоже много всяких обычаев…

К ужину пришел гость, которому тетка отправила со служанкой письменное приглашение, молодой помещик Цезарий Ванькович. Едва на него взглянув, Мирьям-Либа поняла: это тот, кого тетка сосватала Хелене. Он был маленького роста, кудрявый, даже бакенбарды вились, и носил костюм из мягкой, похожей на бархат материи, высокий воротничок и широкий галстук. Ванькович принес Хелене бонбоньерку. Говорил он негромко и слащаво и старался держаться с достоинством, как подобает жениху. Хелена побледнела, когда он вошел. Евгения кивала ему головой точно так же, как Мирьям-Либе, и ее взгляд говорил: «Ты свой, родной, один из нас…» Люциан поздоровался с Ваньковичем дружелюбно, но с легким пренебрежением.

После ужина тетка со Стефанией и швеей принялась за туалет Мирьям-Либы. Хелена болтала с Цезарием Ваньковичем и зевала. Мирьям-Либа поднялась к себе в комнату. Через минуту постучался Люциан.

— Ну что, разве не замечательная тетушка у меня?

В дверь заглянула Хелена.

— Ой, я помешала!

— Ничего, сестренка, входи. Где кавалера бросила?

— Справочник по сельскому хозяйству листает.

— Сельским хозяйством интересуется?

— Он ничем другим не интересуется.

— А что в этом плохого? Все мы кормимся от земли, Богом созданной…

— Он в шахматы хочет сыграть.

— Сейчас к нему спущусь.

Люциан закурил тонкую сигару. Тетка считает, что это Бог привел их сюда, что свершилось чудо. Смешно, конечно, но Люциан и сам удивлен. Он твердо решил, что не поедет в Замостье, у него была тысяча причин избегать этого опасного места. Но какая-то сила привела его сюда. Может, та самая сила, которая вынудила его бросить мебельную фабрику, Стахову, Касю и без документов и без гроша в кармане отправиться в Ямполь. Почему он встретил Марьям и взял ее с собой? Похоже, все это случилось неспроста, уж очень оно неестественно… Видна в этом какая-то направляющая рука, какой-то план… Значит, он, Люциан, испил свою чашу до дна… Значит, счастье предназначено ему судьбой… Может, ангел-хранитель направил сюда его шаги? Хелена словно угадала его мысли.

— Люциан, как странно, правда? Наверно, Бог тебе помогает.

Люциан насторожился.

— При чем тут Бог?

Воскресным днем гости съезжались в имение. Никогда Мирьям-Либа не видала так много помещиков сразу и не слыхала таких странных имен и фамилий: Юндзилл-Сырокомля, Кунигунда Шамеченко, Святополк-Свищевский, Войнилович-Йончковский, Зиндрос-Пжездзецкий… Паны были одеты по старой моде: в кафтаны, шубы и отороченные соболями бекеши. Так же старомодно были одеты и дамы. Подъезжала бричка за бричкой. Многие помещики носили бороды или усы от уха до уха. Лица помещиц — бледные, морщинистые, у некоторых — волоски на подбородке. Даже лошади совсем непохожи на ямпольских: с мощными, толстыми ногами, хвостами до земли и густыми гривами. День выдался теплый, но некоторые гости были в тулупах и суконных сапогах. Краковские упряжки украшены кистями и медными колокольчиками.