Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

— Она мне нужна, понятно? Так что не лезь, куда не просят!..

И в который раз обозвал дочь старой девой, добавив, что у нее в жилах не кровь, а кислое молоко. Фелиции было не привыкать, она с достоинством перенесла очередное унижение.

И окрестные помещики, и евреи в Ямполе и Скаршове говорили, что днем граф не выходит из дому, потому что боится встретиться с Калманом. Он занял в замке комнату наверху, окнами во двор, и очень редко открывал ставни. Граф пил, читал книги из библиотеки и совсем перестал встречаться с людьми. Никто, даже Фелиция, не видел его уже несколько месяцев, он держал дверь на запоре и пускал к себе только Антошу. Украшения графини поделили между собой Фелиция, Люциан и Хелена (Фелиции досталась большая часть), но у графа тоже нашлось что продать. Он отдал по дешевке большие сани, старинное произведение искусства, украшенное резьбой и драгоценными камнями, уступил чуть ли не даром. Каждый раз, когда были нужны деньги, он давал что-нибудь из вещей Антоше и посылал ее в Ямполь, чтобы продала или поменяла на водку, которую он пил чайными стаканами, но не пьянел. Помещик в одежде лежал на кровати, читал, дремал или сам с собой играл в шахматы. Антоша три раза в день приносила ему обед, но он почти не притрагивался к еде. А если все же выходил из замка, то пускался не по дороге в местечко, а по тропинке в лес. Обычно он выходил подышать воздухом по вечерам. Стоял в темноте и делал гимнастические упражнения: поднимал и опускал руки, глубоко вдыхал и выдыхал. Однажды, в летних сумерках, Калман увидел, как граф едет на старой, почти слепой кляче. Она шла шагом, а помещик, казалось, дремал в седле.

Ему приходили письма от старшего сына Юзефа из Лондона, но он не отвечал. Юзефу в Лондон и Хелене в Замостье писала Фелиция. Один раз она даже написала Люциану и Мирьям-Либе в Париж. Сколько Фелиция ни стучалась к отцу, граф отвечал из-за закрытой двери:

— Чего надо? Отвяжись!

Один раз Фелиция приказала Антоше отпереть дверь ключом.

— Отец, так нельзя! Что ты с собой делаешь?

— Ничего. Я еще поздоровей тебя буду.

— Ты же нас позоришь! — не выдержала Фелиция.

— Стыдишься меня, что ли? Ты, кость обглоданная!

Граф и не думал скрывать, что живет с Антошей. Фелиция слышала, как она пробирается по ночам к нему в комнату. Ее отец, граф Ямпольский, на старости лет совсем опустился. Не ходит по воскресеньям в церковь, не справляет христианских праздников, даже белья не меняет. Валяется на кровати в кафтане и сапогах, не посылает за парикмахером, чтобы тот подстриг ему бороду и подровнял усы, но подстригает сам или позволяет Антоше. Выражается, как собакарь, к святым книгам не прикасается, но где-то находит Вольтера, Дидро, Байрона, Гейне, Жорж Санд. Читает толстые тома по истории масонства, французской революции, итальянской мафии или русские книги, которые остались от кацапки Евдохи. Фелиция начала понемногу замечать, что жизнь под одной крышей с таким человеком убивает ее и телесно, и духовно. Она перестала спать по ночам, казалось бы, ест, сколько нужно, но худеет. Она скорбит по матери, а отец поменял жену на распутную мужичку, еще и слабоумную. Он богохульствует, проклинает Папу и родину. Когда Хелена в Замостье была беременна, его это совершенно не беспокоило, она родила сынишку, а дед даже поздравлений дочери не отправил. Стоит ли приносить себя в жертву ради такого тирана? Он все равно не оценит.

В одно апрельское воскресенье, когда Фелиция выходила из костела (Войцех поджидал ее в бричке), незнакомый человек подошел, поклонился и представился. Это был мужчина лет сорока, худой, маленького роста, с желтоватым лицом, бегающими глазками и колючими усиками. На нем было короткое летнее пальто, шея повязана цветастым платком. Фелиции почему-то подумалось, что он иностранец. Мужчина снял шляпу, у него были вьющиеся каштановые волосы, на висках тронутые сединой. Он заговорил с Фелицией так, будто они были давно знакомы, не слишком заботясь о том, чтобы показаться учтивым. Представился доктором Марьяном Завадским, сказал, что только что из Парижа, и передал привет от Люциана. Фелиции было неловко стоять посреди улицы с незнакомым мужчиной, она испугалась, что над ней будут смеяться. Поколебавшись, она предложила ему сесть в бричку и поехать в замок. Впервые в жизни графиня Фелиция ехала в бричке с мужчиной. Все смотрели им вслед и смеялись. Даже евреи…

Обычно старый граф не спускался в столовую, но на этот раз передал дочери через Антошу, что будет обедать с гостем. Фелиция ничуть не обрадовалась. Отец совсем позабыл о манерах, он может выйти к столу в халате и домашних туфлях, а то и оскорбить Завадского. Она предупредила доктора, что отец немного не в себе.

— Знаю, знаю, — ответил Завадский. — Люциан тоже такой. У вас в семье только ваша мать была нормальная…

Фелиция не ожидала такой прямоты от совершенно чужого человека. Кто знает, наверно, так теперь принято. Без всякой связи Завадский добавил, что его отец — сапожник в Варшаве, а дед по матери был кузнецом в Пултуске. Марьян закончил в Париже медицинский факультет, но жил тем, что водил по городу туристов. Какое-то время заведовал дешевой польской столовой, именно там и познакомился с Люцианом и Маришей, как он назвал Мирьям-Либу. Каждое слово Завадского приводило Фелицию в ужас. Он рассказал, что во время войны с Пруссией в Париже ели мышей. Он и сам ловил кошек, свежевал и жарил. Фелиция почувствовала, что ее сейчас вырвет, а Завадский продолжал:

— Неплохое мясцо, только сладковато.

— Я бы лучше с голоду померла, чем есть такую гадость.

— Почему же гадость? Мы все из одной материи.

— Разве человек не наделен Божественной душой?

— Нет, — отрезал Завадский.

Обычно граф не жаловал посторонних, но Завадский сразу ему понравился, он с интересом слушал рассказы доктора. Фелиция сама помогла приготовить обед, расстелила дорогую скатерть, достала лучшее серебро и фарфор. Но мужчины за столом говорили такое, что у Фелиции кровь стыла в жилах. Сначала речь зашла о сапожном и кожевенном ремесле. Графу было интересно все: как выделывают кожу? Для чего нужна дубовая кора? Как получают мягкую кожу, а как грубую? Потом граф стал расспрашивать, как вскрывают трупы. Завадский рассказал, как он разрезал животы и распиливал черепа. Анатомия — его конек, к тому же у него твердая рука, и он не сентиментален. Когда Завадский начал расписывать, как он вскрывал беременную женщину, утонувшую в Сене, и извлекал плод, Фелиция побелела и вскочила из-за стола. Доктор даже не подумал извиниться.

— Ко всему привыкаешь. Я дома, на плите, черепа вываривал…

Известия о Люциане оказались печальными. Завадский твердил, что Люциан — бездельник, пьяница и психопат. Мариша с ребенком голодают, а он носится с идеями поступить в Иностранный легион или уехать в Америку. После обеда Завадский с графом сели играть в шахматы, и доктор выиграл три партии подряд. При этом оба дымили трубками и ругались на чем свет стоит, после каждого второго слова вставляли «psia krew!» [97] Грубое ругательство, буквально «собачья кровь» (польск.). . Фелиции сразу не понравился этот щуплый плебейчик, собравший все недостатки ее отца. Ей хотелось, чтобы доктор поскорее ушел, но граф предложил ему остаться на денек-другой. После трех поражений в шахматы Ямпольский пошел наверх спать, а Фелиция отправилась побродить по полям Калмана Якоби. Вдруг она увидела, что навстречу движется Завадский. Он сжимал в руке суковатую палку.