Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Как-то она спросила:

— Вы же не дурак, чтобы ревновать?

И по секрету рассказала Калману такое, что он дернулся, как от укуса.

Не увяз ли он в болоте, из которого уже не сможет выбраться? Калман менял решение по десять раз на дню. То говорил себе, что надо бежать без оглядки, пока не поздно, то ему начинало казаться, что Клара послана ему Богом. До сих пор Калман в одиночку нес свое иго, а теперь она будет ему помогать. Вместе они одолеют всех врагов. Она родит ему детей. Пусть Клара образованная, но ведь она хочет построить для себя микву. И какое ему дело до ее семьи? У него самого дочь выкрестилась. Азриэл изучает светские науки, Шайндл не стрижет волос. Кого Клара может сбить с пути? Уж точно не Калмана. Он дал обет, что, как только подпишет контракт, сразу начнет строить в поместье синагогу, микву и дом для гостей. У Клары будет салон, а у него, Калмана, будет синагога с миньяном, будут книги. У него будут собираться те, кто хочет изучать Тору, а он будет их содержать, как Завулон Иссахара [119] Мидраш сообщает, что колено Иссахара изучало Тору, в то время как колено Завулона занималось морской торговлей. Колено Завулона содержало колено Иссахара, за что получало часть положенных колену Иссахара духовных благословений. . Калман заведет такой порядок: каждое утро во что бы то ни стало с кем-нибудь из ученых людей разбирать страницу Талмуда. Потом, Клара ведь не молодеет. Родит ему несколько детей, и все глупости сами вылетят у нее из головы. Станет верной женой и хорошей матерью… Калман аж схватился за сердце, когда об этом подумал. Эта женщина зажгла огонь у него в крови. Думая о ней, он не мог уснуть всю ночь.

Вскоре вся округа узнала две новости. Во-первых, Калман стал женихом Клары, дочери Даниэла Каминера. Во-вторых, князь опять сдал поместье в аренду на десять лет, но не одному Калману, а ему вместе с Кларой. Ямполю было о чем судачить, над чем смеяться и отчего плеваться. Видели, что Клара гуляет с князем под ручку, видели даже, как они стояли под деревом и целовались. Недоброжелатель Калмана, который пару лет назад сообщил в Маршинов, что Мирьям-Либа повесилась и была похоронена на окраине кладбища, написал реб Шимену длинное письмо, где изложил все подробности. Реб Менахем-Мендл Бабад и так давно хотел отказаться от места раввина в Ямполе, а когда услышал о Кларе, решил, что больше не останется здесь ни на один день. Сват был его единственным защитником. Но теперь, если Калман собирается жениться на распутнице, которая ходит с непокрытой головой, реб Менахем-Мендл больше не нуждается в его покровительстве. Раввин всегда был спокоен, но тут на него напала такая спешка, что ни жена, ни дочь не могли его узнать. Он схватил талес и филактерии и собрался пешком идти на вокзал. Тирца-Перл всплеснула руками:

— Ты что, с ума сошел?

— Ни минуты здесь не останусь! — крикнул реб Менахем-Мендл. — Конец света! Не иначе как Мессия вот-вот придет…

— Что ты будешь делать в Варшаве? У нас там даже жилья нет!

— Ничего, Бог поможет…

Тирца-Перл вытерла фартуком слезы. Она понимала, что муж прав. В Ямполе она давно не видела ничего, кроме людской злобы и огорчений. И Миреле останется тут старой девой, ей и так уже двадцать два. Тирца-Перл не может на улице показаться. Бог даст, в Варшаве и правда будет лучше. Жена и дочь принялись собирать вещи. Уложили белье, чулки, талес — все, что необходимо мужчине. Подумали и решили, что Миреле должна поехать с отцом. Только поедут они не сегодня, а завтра. Там Азриэл, он поможет найти квартиру. Миреле пошла попрощаться с Шайндл. Увидев золовку, Шайндл бросилась ей на шею и разрыдалась.

— Уже все знаешь? — спросила Миреле.

— Поверить не могу, поверить не могу! — повторяла Шайндл. — Он меня убивает, без ножа режет!

И она снова залилась слезами.

Когда Шайндл немного успокоилась, Миреле рассказала, что они с отцом едут в Варшаву. Шайндл опять расплакалась.

— Я тоже здесь не останусь! Ни дня!

— У тебя ведь ребенок.

— И Йоселе с собой возьму. Лучше голодать, чем жить под одной крышей с мачехой!..

Калман как раз уехал в лес, кроме Шайндл, дома оставались только две служанки, еврейка и христианка. Через пару дней должен был приехать Азриэл, у него начались летние каникулы, но Шайндл пошла на вокзал и отправила ему телеграмму, что приезжать не надо. Ее приданое было вложено в отцовское дело, она получала проценты, кроме того, Калман каждую неделю давал Шайндл на домашние расходы, так что ей удалось скопить почти двадцать пять рублей. Шайндл хранила их в тюфяке. Теперь эти деньги оказались очень кстати. Шайндл даже смогла одолжить пять рублей Миреле, чтобы у той было хоть немного денег на первое время и она купила себе в Варшаве платье или шаль.

Шайндл все-таки решила не оставлять дом без присмотра и послала мужика за Калманом, а сама начала собираться в дорогу. Калман вернулся из леса испуганный. В передней он наткнулся на корзину и сундук дочери.

— Куда собралась? Пожар, что ли?

— Отец, я уезжаю в Варшаву. С ребенком.

Калман посмотрел на дочь исподлобья.

— Ты что, сдурела?

— Я не хочу тут оставаться!

— Ну, не хочешь и не надо. Никто не держит.

— Тесть тоже уезжает. И Миреле.

— Что это вы все бежите, как от чумы?

— Отец, ты и себя губишь, и нас!

— Слышал уже! Хватит!

— Ты ведь потом пожалеешь!..

— Жалеть — это не в моих привычках, — сердито ответил Калман.

Бесконечные слезы Юхевед, обвинения Майера-Йоэла, несдержанные слова Шайндл вызвали у него досаду на дочерей. Он, Калман, вырастил их, выдал замуж, дал приданое, содержит зятьев. Зелда, царство ей небесное, не хотела, чтобы Шайндл выходила за Азриэла. Но едва Шайндл намекнула, что парень ей нравится, как он, Калман, тут же пошел к раввину ее сватать. А как только Калман захотел свой дом, семью, немного счастья и покоя, ему сразу стали совать палки в колеса. Да кто они такие? Праведники тут выискались. Нет, они просто дрожат за наследство. Боятся, что у Калмана, Боже упаси, родится еще несколько детей. Все должно достаться только дочкам и зятьям, а он, Калман, пускай надрывается на тяжелой работе. О чужих и вовсе говорить нечего. Ямполь так бурлит, что страшно на улицу выйти. Уже пытались через раввинский суд отобрать его товар. Самим-то от своей зависти не тошно? Калман шагал по прихожей. Корзина оказалась у него на пути, и он отодвинул ее сапогом. Чего им надо? Чего разорались? Если он и делает кому хуже, то себе, а не другим. Интересно, как родственнички поступят, если он, Калман, умрет? Закопают и забудут. Это не забота о нем в них говорит, а зависть. Мало он городу помог? Все построил на свои деньги: синагогу, богадельню, кладбище забором обнес, раввина содержит. А чем ему за это платят?.. Калман повернулся к Шайндл.