Ирвин Уэлш - На игле

Ленни перевернул газету на третью страницу. Он предпочитал фотографии легкомысленно одетых женщин, которые печатались в «Рекорд», фотографиям женщин с обнаженной грудью в «Сан». Надо тренировать воображение.

Краем глаза он засек Коулина Далглиша.

— Привет, Кола! — бросил он, не отрывая взгляда от газеты.

Коулин по прозвищу Кола подвинул высокий табурет поближе к Ленни и заказал пинту крепкого.

— Слышал новость? — спросил он. — Жаль мудозвона…

— Ты про что?

— Про Гранти… Ты что, не слышал? — Кола уставился на Ленни.

— Нет. А что слу…

— Помер. Откинул ласты.

— Не может быть! Ты что, сука, меня разыгрываешь?

— Остынь. Я тебе говорю, вчера вечером Гранти помер.

— Что с ним, блядь, случилось?

— Мотор отказал. Чпок — и готово. — Кола прищёлкнул пальцами. — Сердце, видать, паршивое было. Ни одна пизда об этом не знала. Бедняга Гранти работал с Питом Гиллеханом, типа, в паре. Было около пяти, Гранти как раз помогал Питу прибираться, а потом они намеревались пойти в бар и накатить, как тут Гранти хватается руками за грудь и валится на пол. Гилли вызвал «скорую», и они отвезли бедного мудилу в больницу, но он всё равно умер через пару часов. Эх, охуительный был мужик. Ты же с ним в карты играл, верно?

— А?.. Да, конечно… Отличный был мужик, такого нечасто встретишь. Я просто убит горем, просто убит.

Не прошло и нескольких часов, как Ленни был убит уже не столько горем, сколько пивом. Он занял у Гэва Темперли двадцать фунтов с единственной целью нажраться в хлам, и когда Пизбо появился в баре под вечер, Ленни уже бормотал на ухо то симпатичной барменше, то трезвому на вид и изрядно перепуганному парню в комбинезоне с эмблемой пива «Теннентс Лагер».

— …отличный был мужик, такого нечасто встретишь…

— Уймись, Ленни, я уже слышал. — Пизбо крепко ухватил Ленни за его широкое плечо.

Это была твёрдая хватка, настолько твердая, чтобы Пенни понял, что друзья рядом и что он уже изрядно пьян.

— Пизбо. Привет. Бля, все равно не могу никак поверить… Отличный был мужик, такого нечасто встретишь… — Он медленно повернулся к барменше и попытался сфокусировать свой взгляд на ней. Затем большим пальцем ткнул через плечо в сторону Пизбо. — …вот этот мудозвон может подтвердить… верно, Пизбо? Помнишь ведь Гранти? Отличный был мужик, такого нечасто встретишь… верно, Пизбо? Я про Гранти говорю. Верно?

— Ну да… я потрясён. Всё ещё не могу поверить, чувак.

— Вот и я говорю. Был парень — и нет его, и никогда мы этого мудозвона больше не увидим… Всего-то двадцать семь лет стукнуло. Нет в этой жизни правды, вот что я тебе, бля, скажу. Нет совсем… правды в этой… совсем…

— Но ему же вроде двадцать девять было? — удивился Пизбо.

— Двадцать семь, двадцать девять… какая блядская разница? Всё равно молодой. К тому же мне его тёлку жалко, да и спиногрыза… А вот некоторые старпёры… — Пенни сделал гневный жест в сторону группы пенсионеров, игравших в домино в углу бара, — которые уже своё пожили, все живут и ни хуя им не делается! Ни хуя! Только стонут, суки, а сами здоровые как лоси. А вот Гранти никогда не стонал. Отличный был мужик, такого нечасто встретишь.

Тут он заметил троих молодых парней, известных как Кочерыжка, Томми и Гроза Ринга, которые сидели в дальнем углу паба.

— Смотри-ка, сраные торчки, приятели братца моего дружбана Билли! Скоро все сдохнут от СПИДа. Губят себя наркотой. Так им, блядям, и надо. Вот Гранти ценил жизнь, невъебенно ценил. А эти ублюдки прожигают её почем зря!

Пенни бросил на компанию испепеляющий взгляд, но парни были слишком поглощены своей беседой, чтобы заметить его.

— Да брось ты, Пенни. Не грузись не по делу, они же тебя не трогают, и ты их не трогай. Нормальные парни. Дании Мерфи, так тот вообще муху не тронет. Томми… ну Томми… и другой, Рэб, Рэб Маклафлин — хорошо в футбол играл. К нему даже «Манчестер Юнайтед» присматривался. Отличные парни. Да, блядь, ты же сам знаешь — они же приятели твоего дружбана, того парня, что в отделе социального обеспечения работает. Ну этого, Гэва.

— Да, конечно… но вот эти старые гондоны… — И Пенни снова переключился на ту сторону зала, где си дели пенсионеры.

— Ох, оставь, Пенни, забей на них. Безвредные старпёры, сидят себе, никого не трогают. Давай допивай свою кружку и пошли к Назу. А я пока звякну Билли и Джейки.

В квартире Наза на Бькженен-стрит царило мрачное настроение. С темы смерти Гранти друзья переключились на тему пропавшей наличности.

— В прошлую пятницу этот мудак унёс всё, словно что-то чуял. Тысячу восемьсот фунтов! Если поделить на шестерых, то по три сотни на брата выйдет! — простонал Билли.

— Но ведь тут уж ничего не поделаешь! — отважился вставить Джейки.

— Вот уж хуй! Мы делили эти сраные бабки каждый год за полмесяца до отпуска. Я уже заказал отель в Бенидорме в расчёте на них. Я попаду по полной программе, если все обломится. Да мне Шейла яйца оборвёт и будет ими играть в бильярд, заикнись я об этом. Чтобы я больше такой хуйни от тебя никогда не слышал, понял? — парировал Наз.

— Правильно, блядь! Я очень сочувствую Фионе и спиногрызу, да и любой из нас сочувствует. Это, типа, само собой разумеется, но башли-то наши, а не её, и говорить тут больше не о чем, — сказал Билли.

— Виноваты-то все же мы сами, — пожал плечами Джейки. — Я, например, жопой чувствовал, что приключится что-нибудь в этом роде.

В дверь позвонили. На пороге стояли Ленни и Пизбо.

— Если ты, бля, такого мнения, то мы тебя на хуй вычёркиваем, — пригрозил Наз.

Джейки не стал отвечать: вместо этого он взял одну банку пива из кучи, вываленной Пизбо на пол,

— Вот, бля, горестная новость — верно, ребята? — сказал Пизбо, а Ленни мрачно и шумно отхлебнул пиво из банки и добавил:

— Отличный был мужик, такого нечасто встретишь.

Наз был благодарен Ленни за этот комментарий. Он-то думал, что речь идёт о деньгах, и готов был выразить соболезнования — и только тут понял, что Пизбо имел в виду Гранти.

— Я понимаю, в такое время не хочется быть эгоистом, но нужно решить вопрос с бабками. На следующей неделе мы должны были их делить, а мне пора за отпуск платить. Так что башли мне позарез нужны, — сказал Билли.

— Ну и пидор же ты, Билли! Неужели нельзя подождать, пока хотя бы труп остынет, прежде чем заводить речь обо всем этом дерьме? — огрызнулся Ленни.

— Фиона же может их потратить! Она и знать не знает, что это наши бабки, если мы ей об этом не скажем. Она начнёт разбирать его говённые шмотки, а тут вдруг на тебе — чуть ли не два косаря. Круто. И она свалит на вонючие Карибы или ещё куда, а мы будем сидеть в сраных Дюнах с парой блядских бутылок сидра вместо отпуска.

— Твой базар просто тошно слушать, — сказал Ленни.