Коллектив авторов - Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

Новомосковск

1995–2002 гг. — помощник командира взвода ППС, с 2002 года по текущее время предприниматель.

Предыстория. Как-то так сложилось, что почти сразу после начала работы в органах за активность и здравый подход в ситуациях меня выделили среди молодняка, и я работал в основном в автопатрулях, а не в пешем наряде. Автопатрули это более сложная, ответственная и рискованная работа. Это ежедневные слезы и кровь. В то непростое время они были группами немедленного реагирования на любые события. Почти сразу меня стали учить разбирать разные ситуации, да я и сам неплохо разбирался, к примеру, в перипетиях семейных скандалов.

Итак — рядовой вызов. Семейный скандал, заходим вдвоем с напарником. Женщина, ее дочь, отчим (сожитель женщины). Квартира женщины, которая плачет, что мужик выпил и дебоширит. Пока напарник вникает в рутину их отношений, я замечаю, что дочка жмется в дальний угол и плачет. Тут срабатывает метод, что дети врать не могут (мы его часто использовали). Вывожу ее в другую комнату, начинаю выяснять, что да как. Девочке 13 лет. Рассказала про то, что было. И всхлипывая, осекается на слове «а еще…». Что еще, спрашиваю? Он, отчим, он меня… трогает. Изумленно спрашиваю — где? Дрожа, показывает на себя в нескольких местах. Мама знает? Нет? Почему? Боится, и жалко маму, и отчим хорошо зарабатывает — кормит всех их. Так, думаю, приехали. Что делать? Возвращаюсь обратно к взрослым, подмигиваю напарнику, что надо «брать» мужика. Предлагаем женщине забрать его на ночь в отдел, оформляем административку (мелкое хулиганство — тогда это еще было можно, сейчас не знаю), веду его вниз и на первом этаже в подъезде спрашиваю, зачем он это делает, зачем лезет к девочке. Мужик, немного подпитый, видя меня, молодого парня, нагло ухмыльнулся и сказал, что это не мое дело.

Бил его, больно, жестко. Не как мент, а как человек. Даже в почтовые ящики его впечатывал и приговаривал, чтобы не трогал девочку, что будет еще хуже, что лучше ему не ходить туда совсем, что на контроль возьму… Что я чувствовал? Не было ощущения власти или превосходства, не было ничего приятного в этих действиях, но я понимал, что никакими законными методами не получится на него повлиять, понимал это и он. Но я хотел, чтобы он понял, что не получится быть безнаказанным. Что девочку есть кому защитить.

Вопрос, как это возможно? Да не сложно. В камеру не берут выпивших, поэтому его путь в вытрезвитель. Там на него составляется протокол о мелком хулиганстве и злостном неповиновении при задержании, рапорт о применении физической силы и спецсредств, если надо.

Кроме этого информация о нем неофициально передается в уголовный розыск.

Теперь о морали. Прав я или нет, каждый решит сам. Но считаю, что ждать или искать справедливости в иных случаях — это потеря времени, приходится ее восстанавливать. Риск? Кто не рискует, тот там не работает. Не буду про нынешние времена, а тогда было достаточно лихо. Работая там, я считал, что надо не просто работать, а делать что-то реальное законными, а иногда и не очень, методами. Но при этом стараться не подставлять себя и других.

Я не мог иначе, и надеюсь, это можно понять. Когда смотришь в эти глаза, полные слез, и понимаешь, что им никто, никто не поможет. Что они зависят от того мужика, что «законность» уступает место холодному расчету, а он говорит только одно — помоги.

Результат? Вроде как помогло…

Этот случай провел черту в моем, тогда молодом, сознании только начинающего работать сотрудника относительно оружия и человеческой жизни. До этого момента я не заморачивался на эти темы. Ну, начал работать, ну, дали оружие, ну, то-се, кровь и сопли, драки и разборки. А вот до оружия, прямо так чтоб наверняка, не доходило.

И так совпало, что только меня поставили старшим экипажа, дали машину с водителем, уже давно работающим сотрудником, который, к моему удивлению, всю ответственность с первых минут возложил на меня. Сказал просто — ты старший экипажа, ты говори, что делать, а я — просто водитель. Ну ладно, думаю, должен справиться, хоть и не знал точно как.

Машину выделили «Жигули», причем без каких-либо опознавательных знаков: еще не нарисовали — не наклеили, так что в глаза она не бросалась никому.

Поступает задача нашему экипажу выехать в заданный район и приступить к поиску подозреваемых в преступлении, которых там только что видели. Едем, ищем. Кстати, скажу вам, тогда нам прививали привычку при движении осматривать все вокруг вплоть до того, что происходит в окнах домов, обращать внимание на все, что попадается на глаза.

На окраине населенного пункта, ближе к лесопосадке, видим троих мужчин, подходящих по описанию, подъезжаем ближе, и становится понятно, что именно их мы и ищем. Без сомнений.

Ну, спрашивает водитель, что будем делать? Что-что? Брать! Машина, не вызвавшая у них подозрений, помогла подъехать максимально близко. Мы выскочили из машины и, выкрикивая дежурные фразы, рванули за нерастерявшимися и бросившимися наутек подозреваемыми.

Один из них рванул в одну сторону, и водитель мой за ним, а двое других в другую, и за ними я. Сразу же отметил, что мои оказались не мелкими, а вполне такими здоровыми мужиками, физически развитыми, но все равно начал их нагонять через некоторое время.

Так вот лечу такой на адреналине и вижу, что они бегут: один впереди, а другой чуть от него отстает, и оба на меня время от времени оборачиваются. И вдруг они посмотреили друг на друга, на меня, и я в этих взглядах все понял, и они поняли.

Что их двое, что никого вокруг нет в лесопосадке, что их ДВОЕ, а я один, что они каждый здоровей меня. Все без слов. Одна мысль на троих. В эту же секунду я заметил, что они начинают сбавлять темп, и мысли понеслись с огромной скоростью, о том, что еще немного — и это они за мной побегут, что мне не справиться ну никак, что не факт, что меня пожалеют, что им терять нечего. Элементы выражения сложились в формулу, которая была решена, и, чтоб изменить ответ, нужно было изменить одно из условий.

Вместо того чтоб останавливаться вместе с ними, я ускорился как только мог, на ходу расстегивая кобуру, и прыгнул, ударяя ногами в спину ближнего ко мне мужика. Он упал, я сверху сел, передернул затвор, упер ему в морду и что есть дури заорал второму — «Ложись, сука, на землю, тварь, иначе я ща вышибу мозги твоему другу, а после тебе, принесу из машины нож, порежу себя и вложу в ваши руки! И даже не думай, что я боюсь, мне еще за вас, уродов, медаль дадут! Лооожись!!!»