Коллектив авторов - Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

— Тебе надо на вокзал идти! Там торговля — вообще ураган!

Я решила проверить. В первый же день работы в залах ожидания на Казанском заработала 50 рублей. Но кто-то из покупателей сказал:

— Тебе надо в электрички идти! Вот где настоящая торговля!

Я попробовала и заработала свою первую «сотню-в-день».

Начался сентябрь, и надо было учиться. Но кто-то сказал: «Зачем учиться? Главное — деньги!»

Это я тоже решила проверить. Бросила техникум. Стала продавать книги с лотков. Потом мороженое. Потом, извините, «эротику». Это не то, что вы подумали, а печатные брошюрки из Прибалтики. С неприличными историями и откровенно бесстыжими картинками. Навар — от 100 % и выше. Деньги стали считаться миллионами. Но тут другие «миллионеры» спохватились и принялись за дележку «под солнцем мест». Появились разнообразные конкуренты, «крыши» и «бандиты», начались разборки, кто кому сколько и кого куда. Я испугалась, свернула лавочку и переключилась исключительно на электрички.

Середина девяностых. Страна, пытающаяся встать на рельсы рыночной экономики, которых, собственно, еще никто для нее не прокладывал, отчаянно ударилась в торговлю. Комсомольскую площадь уставили палатками, где продавались сигареты, спиртное и журнальчики. А в киосках звукозаписи включали Цоя, Талькова и это:

Все, все, все, продается все на свете!

Пас-пор-та, совесть, женщины и дети!

Все что-нибудь, да продавали. Матерые буржуи торговали заводами, пароходами, газом и нефтью. У кого всего этого не было, а была одна только жажда легкой наживы — торговали м-м-м… акциями, ваучерами и пирамидами. Кто поскромней и почестней — челночили и стояли на рынках и на «точках» у метро.

Москва утопала в базарах. Лужники, Петровско-Разумовская, знаменитый Черкизон… Вокзалы тоже стали базарами. Даже в наших электричках начался бардак: к нам зачастили разные «бизнесмены», пытающиеся выкупить неизвестно у кого «лицензию на торговлю в электропоездах» и продать нам «разрешения». В газетах появились объявления о «найме на работу продавцом-разносчиком», а в наших вагонах — эти самые «разносчики».

К тому времени у нас, тех, кто «пришел на вокзал» в самом начале 90-х, сформировалась дружная «бригада», и уступать свою «ветку» мы никому не собирались. Вновь началась война за место под солнцем. За нами носились бандюги, называющие себя «охранниками» и требующие «платить за место» или вступать в ряды «разносчиков-по-объявлению». Мы удирали. Гоняться за нами трудно. Ведь нас много, и поездов тоже много. Но если уж ловили — всыпали по полной. Например, отвозили в лес и избивали дубинками. Но не насмерть. Может быть, потому, что убить нас вообще было невозможно. Ведь мы были так молоды и так живучи!

Все было плохо, иногда ужасно, но все равно здорово. Потому что несмотря ни на что, мы — электрические, оставались свободными как ветра. Которые торговали заводами, ваучерами, кассетами и т. п., сидели под «крышами» и постоянно кому-то что-то были должны и обязаны. Мы — ничего, никому, никогда, кроме самих себя и своих семей, которые приходилось создавать, строить и кормить в это непростое для выживания время.

Как звери в лесу. И как твари на ковчеге. Вокруг бушевал потоп. Народ отчаянно барахтался, кто-то тонул. А мы — как-то выплывали. Нам — везло. Нас — везло!

Работали как каторжники. Отдыхали — как дети. Всей компанией отправлялись на шашлыки. Или кататься на пароходе. Или в «Ленком», слушать и смотреть нашего Артиста в роли священника Каиафа в рок-опере «Иисус Суперзвезда».

— Но деньги есть деньги, что ни говори! — искушал он мятущегося Иуду.

Артист, наш человек-легенда — не из нашей бригады, а из питерской. В свободное время он продавал газеты на Московском вокзале — у них там тоже была своя «бригада». А так вообще-то — актер. Когда его труппа гастролировала в Москве — он подрабатывал газетчиком на Ленинградском.

Прежде чем войти в вагон со свежим номером какого-нибудь «Комсомольца», Артист обязательно репетировал рекламное выступление в пустых вагонах. Однажды так разошелся, что из-под заднего сиденья выполз бродяга с рублем в зубах и взвопил:

— Давай, я покупаю!!!

И мы тогда поверили, что одной только силой таланта и того, что у Е. Б. Н. называлось «харизмой», можно материализовать все что угодно, даже покупателя.

И еще у нас был один актер — Сашка Малинин. Ростом — метра два. Мы его Жирафом называли. Саня ни в какой опере не пел и в театре не работал. Но закончил ГИТИС. В вагонах продавал книги. Выбирал всегда такие, что не купить — просто стыдно. Справочники, учебники, энциклопедии, фотоальбом с картинами Леонардо…

— Я несу вам свет и добро! — важно говорил он пассажирам. — Книга — это источник знаний! Просвещение! Образование! Вклад в образование — лучший способ вложения капитала! Когда-нибудь это поймут все. А вы — поймите прямо сейчас. И покупайте у меня Джоконду!

А еще с нами «в бригаде» работала девяностолетняя бабулька. Москвичка. Ветеран. В прошлом — советский физик-ядерщик и разработчик. Она продавала мороженое.

Еще — две девчонки, студентки юридического. Обе учились на платном, им приходилось очень много работать, чтобы оплатить свой курс. Сейчас одна из них — юрист. Вторая — стала судьей; по этой причине ей пришлось дочиста «стереть» из своей биографии «вокзал» и «бригаду». Причина уважительная. Но кто ее знал, до сих пор ее помнят и любят. Мы внимательно следим по новостям за делами, которые ей приходится вести. Молодец, девчонка! Не подвела. Принимает справедливые и честные решения. Хотя это иногда бывает трудно. Ну да, кто прошел наш железный путь, вообще ничего не боится.

Успехов тебе, Друг! Если ты меня сейчас слышишь…

Поступая в Лит, я сдавала историю, литературу, русский язык, писала изложение и творческий этюд.

Вопрос, который мне достался на экзамене по русскому языку, касался «приложений».

Приложение — это определение, выраженное существительным. Например, женщина-врач.

Потом мы писали этюд — «свободное сочинение» на заданную тему. Владимир Иванович Фирсов предложил много тем. Была и вот такая, философская, — «Сады моей души». Сначала я не знала, о чем писать. Потом вспомнила недавний экзамен и «женщину-врача»… Когда я тупо привела ее в пример к правилу, экзаменатор, Годенко Надежда Михайловна, засмеялась и говорит: «Почему все студенты этот пример приводят?»

В самом деле, почему? Женщина-садовник — тоже неплохо. А еще можно женщина-коробейник. А женщина-коробейник может быть и учителем, и психологом, и байкером. Я вспомнила о своих друзьях с вокзала и принялась сочинять о них рассказ. О том, что каждый человек, входящий в нашу жизнь, сажает «в садах нашей души» свое «дерево», оставляет воспоминания о себе и чему-то нас учит. «Дерево» растет, цветет, приносит плоды. Сад становится богатым и прекрасным.