Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

«Грешники»

Илья Стогов

Илья Стогов всегда был ловок, как и положено настоящему выходцу из среды бульварной прессы, в полном соответствии с заветом его земляка БГ «я беру свое там, где я вижу свое». Стоило только выйти на русском языке книге Макнила и Маккейна «Прошу, убей меня!» («Please Kill Me»), как тут же схватившийся за ноутбук и диктофон Стогов отправился ваять ее отечественный клон. Формально увязанная вокруг истории известнейших клубов Северной столицы (TaMtAm, «Тоннель», «Грибоедов», Decadance и прочие) книга на самом деле вовсе не о них. В коротких отрывках интервью с пестрыми лицами питерской сцены — Гаккелем, Милославским, Гитаркиным, Федором Чистяковым, Горшком и Князем — рассказывается о судьбе младшего (по отношению к «дворникам и сторожам») поколения питерских музыкантов, которое без преувеличения можно было назвать поколением клабберов и наркоманов. Именно по этому поколению пришелся главный удар «лихих 90-х» со всеми их феерическими вывертами и перехлестами. Чтение интересное, страшное, хотя при этом слегка однообразное: «начал заниматься музыкой, попробовал наркотики, подсел, чуть не умер, слез, ни о чем не жалею». Правда, кончается этот физиологический очерк совершенно неожиданно — задушевной проповедью Федора Чистякова о том, кто такие «Свидетели Иеговы» и почему они такие хорошие. Так что остается легкое недоумение: не эта ли религиозная организация заказала Стогову написать «Грешников»?..

«Искусство распада»

Марк Доусон

Быть может, я и ошибаюсь, но, по-моему, полноценного детектива в стиле «нуар» на рок-н-ролльную тематику еще не писали. Если это так, то Марк Доусон со своим романом вступил на новую и захватывающую территорию. Убивают в романе не то чтобы много, но интересно, а тонкости внутреннего быта мегазвезд в эпоху MTV изложены увлекательно. И хотя почти с самого начала понятно, кто и почему убил, раскрывать сюжет (как это и принято всеми уважающими себя рецензентами детективов) я не стану — потому что прелесть этой книги, как и положено нуар-детективу, не в том, кто убийца, а в том, кому в конце придется ответить по всем счетам. А начинается все, как в хорошем репортаже журнала Rolling Stone: стремительно взлетающая вверх по чартам молодая группа, тяжелая безнадежная молодость, погубленная в провинциальных английских ДК, успех, проблемы с наркотиками… Казалось бы, жить не тужить, проматывать миллионы, заедать шампанское кокаином и жениться на моделях. Но дьявол, как всегда, не дремлет… Нет, черт побери, писать про детективы решительно трудно — почти ничем нельзя поделиться с потенциальным читателем, дабы не испортить ему сладостного предвкушения. Поэтому ограничимся следующей заманчивой сценой. Представьте, что вы — менеджер популярной группы. И вот вы находите рано утром в номере лас-вегасского отеля труп своего солиста в обнимку с трупом совершенно незнакомой вам шлюхи. Ваши действия? Набрать 911? Не делайте глупостей, из этой комбинации можно извлечь массу намного более интересных последствий.

«Корпорация счастья: история российского рейва»

Андрей Хаас

В последнее время жанр «мемуары богемного тусовщика» становится чудовищно популярным у издательств, особенно питерских. Тысячи страниц о том, кто, с кем, где, как, что и в какой позе. У всех этих воспоминаний есть одно удивительное общее свойство: будучи почти фотографически достоверными протоколами эпохи, они ничего о ней не говорят. Очевидно, такова природа жанра: ничуть не удивлюсь, если когда-нибудь обнаружат обрывок папируса следующего содержания: «Я сидел и скучал в тени пирамиды, тут подошли Мерхотеп и Амнерис с кувшином пива и коробкой нубийской хохотун-травы. Говорили о Месопотамии, как у них там все круто за бугром. Амнерис похвасталась, что затусовалась с одним месопотамцем, который притащил из Вавилона кучу модных пластинок и вертушку Technics. Решили, что сделаем клуб в подвале пирамиды. Долго сидели, курили, мечтали о клубе, потом пришли стражники и прогнали нас с Амнерис, а Мерхотепу надавали по почкам и повели в участок». И так далее и тому подобное. «Корпорация счастья» — это семь сотен страниц, посвященных незатейливому быту всех, кто тусовался сначала в питерском клубе «Танц-пол», а впоследствии — в клубе «Туннель». Как относиться к подобному жанру, зависит, конечно, от личных пристрастий, но чтение это — все же на любителя. Хочется совсем другого — духа времени, проникновения в то, что двигало людьми, в механизм истории, а в этом смысле даже традиционно поверхностный Стогов, недавно также разразившийся питерскими клубными мемуарами, дает Хаасу сто очков вперед. Зато у Хааса в отличие от Стогова имеется много наивных черно-белых фотографий, которые демонстрируют всю трогательную подноготную раннего питерского рейва, его беззащитное советское подбрюшье. Сразу становится видно, что заря электронной культуры в этом смысле ничем не отличалась от зари русского рока, столь же провинциально непосредственного в своей визуальной стилистике.

«Кинофестивали»

Андрей Плахов

В наше время, глядя трансляцию с церемонии закрытия Канн, легко поверить в то, что всемирные смотры целлулоидных грез существовали всегда. Но тем не менее самому старейшему из кинофестивалей нет еще и ста лет: они гораздо моложе современных Олимпийских игр и ненамного старше рок-фестивалей. Но сколько легенд выросло вокруг них за столь недолгое время! Кинематограф, сознавая свою эфемерность, всегда старался жить на повышенных оборотах и ни в чем себе не отказывать. Обозрению этой пестрой и шумной истории и посвящена яркая, талантливая и удивительно легко написанная книга известного российского кинокритика Андрея Плахова, которому довелось жить и работать в то печальное время кризиса отечественного кино, когда радоваться на международных форумах приходилось в основном чужим успехам. Построенная как подробный обзор нескольких самых известных фестивалей — Канн, Венеции, Берлинале и родного Московского — плюс беглые заметки о ряде фестивалей меньшего значения, довольно объемистая книга читается с беглой легкостью газетного репортажа, не впадая при этом ни в легковесность, ни в самолюбование типа «как-то раз я и Мастрояни». Всему находится достойное место: гламурным анекдотам и серьезным рассуждениям, светской хронике и техническим подробностям, фасонам платьев и гастрономическим воспоминаниям, сюрпризам и скандалам. Временами выстраивается даже нечто вроде романного сюжета, где в качестве главного героя выступает, разумеется, сам кинематограф. И больше всего о мастерстве автора говорит тот факт, что, даже если вы совсем не киноман и вам наплевать, кто и за какую картину получил «Золотого льва» в 1954 году, вы почему-то не можете оторваться от этих преданий старины глубокой. И это несмотря на то, что вы не смотрели фильма, о котором идет речь, да и не собираетесь. Так что если в конце книги и возникает легкая неудовлетворенность, то только оттого, что она раза в два короче, чем хотелось бы — а ведь, согласитесь, это не самая распространенная претензия к книге.