Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

«Гиль-гуль»

Елена Некрасова

Метемпсихоз, переселение душ — процесс этот всегда интриговал человечество. Как будто недостаточно страдать одну жизнь — надо вселиться в кого-нибудь и страдать еще. Недаром буддисты считают, что только с окончанием этих хлопотливых переездов из тела в тело наступает полное и окончательное освобождение. В романе Елены Некрасовой вокруг вот этого самого гиль-гуля (все тот же метемпсихоз на иврите) выстраивается нечто местами отдающее современной японской прозой (не будем называть имен), временами — Линор Горалик (русская журналистка и успешная сетевая писательница из окружения Сергея Кузнецова), но в целом очень женское и очень занимательное. Четыре человека: полукровка-китаянка, русский инженер и два гражданина Израиля — сплетаются в сложном комке судеб на фоне культурной революции, быта религиозных экстремистов и народных преданий. Вопрос о том, кто в кого и в каком порядке переселился, остается не вполне разрешенным, но красиво, душевно, местами увлекательно, с массой мелких этнографических подробностей и больших психологических обобщений.

«ЖД»

Дмитрий Быков

Лауреат «нацбеста» этого года Дмитрий Быков разродился очередным романом, в котором явно собрался обобщить все, что наработали постсоветские писатели в жанре антиутопии. Картинка знакомая: в стране идет гражданская война, идет бестолково, герои скитаются, спасая и теряя любимых подобно персонажу романа обожаемого автором Пастернака, все кончается плохо, но при свете луча надежды. Трагедия Родины вызвана вековечной борьбой между партиями хазар и варягов, во время оно завоевавших безответное местное население, которое с тех пор вынуждено скрывать своих святых и жрецов под личиной… бомжей и прочих юродивых. В роман вложен раблезианский заряд иронии, каламбуров, талантливых психоделических фантазий, местами напоминающих ранее неблизких Быкову Проханова или Пепперштейна — короче говоря, читать очень интересно, но… грустно. И вовсе не потому, что начинает, как Отто фон Штирлица в известном анекдоте, «рвать на Родину», а потому что, говоря словами другого литературного героя, «разруха — она в головах». Хотя, конечно, с нашей родиной-уродиной может все что угодно случиться, остается ощущение, что роман в метафорической форме описывает то, что уже произошло с одной из частей ее народонаселения, а именно с гуманитарной интеллигенцией. Неслучайно, согласно версии Быкова, одна из расшифровок аббревиатуры «ЖД» — не оскорбительное название одной распространенной национальности, а «живой дневник», то есть «живой журнал». И действительно — гражданская война в такой совсем не футурологической России будущего больше напоминает стычки и перепалки на просторах Рунета. Там, где окончательно захлебывающиеся в истерике обустройства одной шестой части суши интеллигенты виртуально обещают отправить друг друга в невиртуальные гулаги в надежде обратить на себя внимание властей. К счастью, существует и другая молодежь — например, та, что читает Rolling Stone, — и хотелось бы надеяться, что она вырвется из порочного круга вечного русского словомудрия и будет жить способом, в романе «ЖД» не описанным, — тем, которым живет изрядная часть человечества, не страдающего диванным мессианизмом.

«Беспокойники города Питера»

Павел Крусанов, Наль Подольский

Люди умирают везде. но в каждом месте они умирают по-особенному. В городе-покойнике, где даже мертвый император скачет по ночам на бронзовом коне, смерть — не уход в мир иной, а избавление тени от сковывающей ее предметности. Тени в Питере вопреки названию шедевра советской киноклассики не исчезают даже в полдень — а уж в полночь они просто царят в городе скрипящих статуй. Поэтому столь весомый коллективный панегирик вечно живых беспокойников можно было создать только в Питере и о питерских. Собрание очерков о великих покойниках Северной столицы вышло представительным — без малого четырнадцать теней. Не все они одинаково знакомы широкой публике — понятно, что рок-н-ролльный пантеон (Курехин, Майк, Цой, Свин, Ордановский) на слуху у каждого, в то время как художники и литераторы — даже такие известные, как Олег Григорьев или Тимур Новиков, — достояние куда менее обширного круга. То ли в силу этого фактора, то ли в силу разницы литературных дарований авторов, но написанная Крусановым рок-часть намного интереснее, чем остальной текст. Яркие портреты, личные воспоминания — не самое здесь главное; главное то, что Крусанов четко ставит вопросы о смысле и роли, о природе волшебства легенды Цоя или Курехина, а на это решаются немногие. А эти вопросы гораздо интереснее, чем многочисленные реляции на тему «выпили мы с Витей (Мишей, Сережей) портвейну». Жаль только, что большинство этих очерков уже публиковалось в других местах и покупать триста страниц ради ста страниц крусановского текста как-то обидно — особенно если ты в гробу видал (простите за невольный каламбур) весь питерский литературный авангард.

«Элеанор Ригби»

Дуглас Коупленд

Новый, десятый роман от певца и кузнеца поколения иксеров, больше похож на сентиментальную сказку вроде «Москва слезам не верит». В жизни сорокалетней старой девы (она и есть как бы та самая одинокая Элинор — написание русского названия на совести издателей — Ригби из битловской баллады) наступает резкий перелом: внезапно у нее обнаруживается вполне взрослый сын, смертельно больной юноша с поэтическим воображением, мелодраматически умирающий на руках у матери, а затем находится и его доселе неизвестный матери отец (пьяная была…), а с ним и семейное счастье. Еще в действии принимают участие комета Хейли-Боппа, отвалившийся от советского спутника кусок ядерного реактора, и немецкий спецназ по борьбе с международными террористами. Одним словом, воображение канадского писателя по-прежнему на высоте, но израсходовано на бесцельно-слюнявую сюрреалистическую мелодраму, единственным выводом которой является вековечная «птица-счастье завтрашнего дня», которая и прилетает в конце, весьма ненатурально звеня крыльями. Это не «Поколение Икс» и тем более не «Подружка в коме» — а всего лишь дежурная поделка мастеровитого беллетриста.

«Я был драгдилером Rolling Stones»

Тони Санчес

Как известно, во вселенной не бывает звезд, не окруженных тучами космической пыли. Точно так же в мире шоу-бизнеса не бывает звезд без окружения тусовщиков, многие из которых (если не большинство) по совместительству еще и халявщики. Рано или поздно они начинают писать мемуары — чаще бездарные (как в случае вышедших недавно в той же «У-Фактории» воспоминаний костюмера Фредди Меркьюри), реже — интересные. Тони Санчес, молодой человек испанского происхождения, вращавшийся в полукриминальных кругах, прибился к «роллингам» на самых ранних этапах их карьеры и протусовался с ними до 1985 года. После чего завязал с белой смертью и дружбой, прожил до 2000 года и скончался в собственной постели, предварительно успев поделиться с читателями своими воспоминаниями о самой крутой рок-н-ролльной группе мира. Воспоминания (учитывая специфику «должности» Санчеса) могли получиться несколько однообразными, но автор выпутался из ситуации, ловко вплетя свои наркоанекдоты в более широкую панораму реальности — с привлечением газетных статей, интервью и материалов судебных дел. Получился впечатляющий, увлекательный документ эпохи, что называется «с личным отношением». «Роллинги» предстают в нем людьми одаренными, яркими, разносторонними, хотя зачастую и не особенно приятными. Санчес придерживается традиционной линии, изображая Брайана Джонса невинным агнцем, принесенным на алтарь психоделической революции, а Кита Ричардса — суровым мужчиной, настоящим героем рока, не щадящим ни себя, ни других. Строго говоря, новых фактов в этой книге не найти, но читается она тем не менее запоем, поскольку в ней есть та самая достоверность безумной эпохи, которую можно найти, к примеру, у того же Хантера Томпсона. Ну и не обходится без моралите в стиле «богатые тоже плачут» — героин безразличен к социальному статусу жертв. Можно уверенно сказать, что книга Санчеса станет в «популярной роллингиане» важным и необходимым элементом: нет ничего лучше свидетелей-очевидцев, тем более если они драгдилеры.