Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

Если пробежаться беглым взглядом по морю статей и публикаций на тему «поколение Икс», можно наглядно увидеть, насколько далеко новое, глобальное содержание этого понятия ушло от первичного: подобно взбесившемуся пылесосу, термин всосал в себя широкий спектр, казалось бы, совсем разнородных элементов — английскую рейв-культуру «химического поколения» и музыкальный стиль «брит-поп», «новую молодежь» Восточной Европы и — в нашем далеком краю — московскую клубную публику, отмороженных малолетних бандитов и романы Пелевина. Не становится ли в таком случае поколение Икс неким особым ярлыком для «потребительской корзины» современных и модных товаров, лишь теоретически ориентированной на определенный возрастной слой, но потенциально доступной кому угодно? И если так, то не является ли поколение Икс тем самым последним поколением за порогом истории? Ведь предыдущие «классические» поколения характеризовались присущим им в силу исторических условий воспитания имманентным духовным модусом, а для поколения Икс показателен прежде всего некоторый подвижный и постоянно расширяющийся список товаров — куда входят не только материальные объекты, но и особые, нередко экзотические стили существования.

Для героев Коупленда одной из главных забот является поиск уникальных предметов — тех, что нельзя приобрести в супермаркете: какой-нибудь фотографической рамочки с авиабазы 1969 года, пластмассовой занавесочки образца года 1971-го и так далее. Этот «технологический антиквариат» призван заполнить пустоту на месте ликвидированной Истории, дать точку отсчета, по отношению к которой можно быть. Но в наше время любая, самая немыслимая стилизация тотчас же ставится на поток и наполняет супермаркеты (в развитых странах) и оптовые рынки (в странах не столь развитых). Цивилизация достигла способности производить любой товар для любого потребителя, причем временной отрезок между возникновением спроса и его удовлетворением оказывается пренебрежимо мал. Отсюда и сочетание тоски по подлинности с восторгами шопинга в гигантских торговых залах, где деятельность покупателя напоминает скорее азартный восторг первобытного собирателя, наталкивающегося в джунглях на все новые и новые съедобные ягоды и корневища.

А безграничное удовлетворение спроса предполагает, в свою очередь, ту самую «резиновость идеологии», которая снимает обычные ограничения на ассортимент этих товаров. Общим обозначением для обслуживающей эту ситуацию идеологии стало понятие «нью-эйдж» — закономерный итог исканий бумеров. Нью-эйджу удалось вобрать в себя все, что только можно было объединить под эгидой туманной «космической ответственности» человечества: и самопознание 1960-х, и экосознание 1980-х, и «современное варварство» 1990-х. В безграничных рамках нью-эйджа заурядным и доступным товаром стали такие ранее табуированные и традиционно относившиеся к социальным маргиналиям явления, как, скажем, брэндинг или пирсинг.

Редкая экстремальная форма украшения тела, когда рисунки выжигаются на коже при помощи горячего металла, что напоминает клеймение крупного рогатого скота. Этот странный ритуал первоначально возник в университетских негритянских кварталах. Другие формы б. вместе с нанесением рубцов возникли на левом крыле культуры современного примитива (начало 1990-х), как только татуировки и пирсинг превратились в явление мейнстрима и распространились среди супермоделей и поп-звезд. В некоторых садомазохистских субкультурах обряд выжигания клейма нередко снимается свидетелями на видеокамеру и предстает как общинный ритуал обретения наслаждения через страдание.

Древняя практика в странах Востока, распространившаяся в Америке вначале среди ряда субкультур — садомазохистов, панков и металлистов, — а затем вошедшая и в культуру мейнстрима. При п. прокалываются не только уши, но и другие участки тела: пупок, ноздри, соски, брови, язык. Некоторые решительные приверженцы пирсинга рискуют своими гениталиями. Апологеты п. утверждают, что грамотно выполненная процедура не приносит сильной боли и может — в случае, когда система капилляров не нарушена, — вызывать прилив крови и даже обострять чувствительность сексуального органа.

Это поставило современную альтернативу — в культуре ли, в идеологии — в непростую ситуацию, которая заставляет вспомнить один рекламный ролик зари нового русского капитализма: «Несмотря на все богатство выбора, альтернативы нет». Вернее, ее нет именно благодаря богатству выбора. Стеллажи наших домов (а у кого есть — каминные полки) прогибаются под тяжестью объектов, подобранных на помойке духа: амулеты соседствуют с иконами, стереосистема — с репликой вавилонской астролябии. Так и в культуре: мы словно бродим между полками, подобными тем, которые можно увидеть в любой эзотерической лавке вроде «Пути к себе». Здесь все на соседних стеллажах: вот христианство, вот буддизм, а вот Блаватская и Ошо — выбирай, что больше нравится. Что-нибудь не столь традиционное? Пожалуйте, вот вам веганизм, а вот вам стрэйт-эдж.

Строгая растительная диета, исключающая любую пищу животного происхождения. Не путать с вегетарианцами, употребляющими яйца и молочные продукты — сыр, молоко, — или диетами, которые исключают яйца, но разрешают молочные продукты. Согласно данным «Веджетариан таймс», более 12 млн американцев считают себя вегетарианцами, при этом только 10 % вегетарианцев — веганисты. В. часто сопряжен с участием в движениях защиты животных. Родителей-веганистов неоднократно порицали за то, что они лишают детей сбалансированного питания: по утверждениям врачей, такие дети страдают расстройствами пищеварительных функций. Производители пищевых продуктов, стремясь удовлетворить потребность в продуктах, не содержащих мяса, приступили к выпуску так называемых «аналогов мясных продуктов» — таких, как «Псевдобекон».

Воздержание от наркотиков, алкоголя, табака, мяса (в некоторых случаях — от секса), которого придерживается ряд неопанков. Это движение возникло в 1982 году благодаря композиции «Главная угроза», в которой Иэн Маккей — лидер знаменитой группы «Фугаци» — провозглашает своеобразное кредо: «У меня есть кое-что получше… Я не желаю есть таблетки/ Мне смешно, что можно нюхать клей… Моя жизнь — стальной стержень». Эта группа (и более конкретно — эта песня) дала начало новой субкультуре — хардкору, пропагандирующему «здоровый образ жизни» и все еще популярному сегодня среди белых подростков. В 1990-х мораль в духе «стального стержня» уделяет особое внимание защите животных и веганизму.