Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

В жизни Рушди есть своя, частная интрига с рок-н-роллом. Поэтому он знает, о чем пишет. В шестидесятые он сам скитался по лондонским сквотам, «клубился» в таких культовых местах, как «UFO», ночевал на втором этаже психоделического бутика «Granny Takes A Trip» (убедительно воспроизведенного в романе под именем «The Witch Flies High»), где его пути пересекались с путями Эрика Клэптона, Брайана Джонса и других «легенд британского рока». И совсем не случайно то, что убежище от фетвы он обрел в доме Боно из U2 (VTO — «we too», U2 — «you too»: реверанс очевидно, в чью сторону).

Боно ответил любезностью на любезность, создав музыку к тексту песни VTO, давшей название роману. «Ground Beneath Her Feet» сыграна, записана и выпущена в свет. Легенда о рок-н-ролле логическим образом сама стала частью легенды рок-н-ролла. Интересно, что миром рок-н-ролла книга встречена при этом, прямо скажем, в штыки. «Spin», «Q» и «Rolling Stone» откликнулись на роман рецензиями, выдержанными в духе от скептического до раздраженно-брюзгливого. Мадонна — демонстративно, на глазах у журналистов — выбросила присланный автором толстенный недочитанный том в мусорный бак. В чем тут дело? Позволим предположить, что в одной простой вещи: современному рок-н-роллу не совсем приятно, когда «большая» литература поднимает его до уровня философского мифа. Ведь его хозяева — давно уже не молодежные массы, а пять-шесть крупнейших ТНК, а подлинные герои — не Хендрикс и Моррисон, а Бивис и Батт-Хед. Эти же два «критика», осилив (допустим на миг невероятное) шесть сотен страниц «Земли под ее ногами», резюмировали бы прочитанное как «полный отстой». Впрочем, бог с ними, с двумя оболваненными «масскультом» мультперсонажами, да и современным рок-н-роллом в целом. За историей Ормуса и Вины, не лишенной смысла и самой по себе, проступает нечто еще более важное для Рушди, чем мифология рок-н-ролльной славы или даже диалектика любви и смерти.

Это — мир гибнущий, разделившийся сам в себе от напряжения ненависти, не просто вывихнутый, но обрушивающийся мир. Лейтмотив романов Салмана Рушди. Горящее индо-пакистанское гетто в «Сатанинских стихах», взрывающийся город-сказка Бомбей в «Прощальном вздохе мавра», планета, разодранная по швам тектонических разломов, в «Земле под ее ногами». Чувство невозвратной утраты, грозящей невиданными катастрофами.

И это хорошо понятно и тем, кому нет никакого дела до рок-н-ролла.

Андрей Матвеев. Live Rock’n’Roll.

Апокрифы молчаливых дней, 2001

Вот и еще одна книга о рок-н-ролле, об этой безумной электрической зверушке с тлетворным дыханием, вызывающим стойкие галлюцинации у тех, кто, к счастью или несчастью, повстречался с ней.

Еще одна книга — казалось бы, какая важность! Столько на эту неисчерпаемую тему было написано, сколько еще будет. Однако книга Андрея Матвеева во многом и очень во многом не похожа на другие (по крайней мере, из тех, что были написаны по-русски). В первую очередь, это книга писателя, а не журналиста или музыковеда. Поэтому я бы смело назвал ее романом — романом-эссе, в котором грань между художественным вымыслом и рефлексией размышления размыта, а речь ведется от первого лица, поэтому наивному читателю какое-то время кажется, что автор пишет сам о себе, пока не наступает внезапное прозрение, а с ним — понимание, что именно в этом мареве и скрывается подлинный протагонист, а весь текст — это попытка нарисовать его ускользающий от описания портрет. Ибо этот герой и есть рок-н-ролл (или его дух), а это тварь лукавая, про которую даже толком неизвестно, была она или нет, жива она или мертва.

Во-вторых, книга эта насквозь апокрифична, несмотря на возникающую местами иллюзию репортажа или воспоминаний. И это прекрасно, потому что каноническая книга о рок-н-ролле может привидеться только воспаленному воображению. Ибо рок-н-ролл и есть отвержение любого канона, это нечто большее, чем музыкальный стиль с определенными правилами или даже стиль жизни. В ней нет ничего от отвратительного (хотя и практически небесполезного) жанра рок-энциклопедий: из нее нельзя почерпнуть точных сведений о том, кто когда возник и распался или на какой гитаре играл. Но можно ощутить аромат того безумного времени и услышать его вибрацию — что гораздо важнее.

Как непосредственный участник многих из описанных в книге событий воздержусь от оценки правдивости автора в их изложении. Скажу одно: буде я собрался описать их, верить мне можно было бы не больше и не меньше, чем Андрею Матвееву. Ибо рок-н-ролл — это вымысел, может быть, и не возвышающий нас, но уж точно — развлекающий. Как кто-то справедливо заметил про американские шестидесятые: «кто их помнит, тот там не был». С неменьшим основанием то же можно сказать и про наши восьмидесятые.

И наконец, в-третьих, эта книга — неожиданна, ибо сложилась (может, к удивлению даже самого автора) из отдельных кирпичиков, принадлежащих разным эпохам, в прочную и убедительную конструкцию, как некая хитрая головоломка, как сумма, во много раз превысившая отдельные свои слагаемые.

«Апокрифы» не случайно поставлены в ее заглавие. Даже если обложиться всеми существующими записями, фотографиями и пленками с интервью, потерянное время не восстановится; от силы прозвучит его тусклое эхо, которое у того, кто слышал сам звук, породивший его, вызовет только грустную улыбку. Андрей Матвеев — писатель, который великолепно чувствует в своей прозе эту необратимость и невозвратимость временного потока, прекрасно знает об этом, и грусть от утраты «прекрасной эпохи» переполняет каждую страницу «Апокрифов молчаливых дней», никогда не перерастая в унылое сетование на наступившие «иные времена». И пусть никто, как бы талантлив он ни был, не в силах вернуть плоть и кровь тени прошлого, сохранить хотя бы отзвук той музыки бытия, которая вызвала к жизни наше поколение, — это уже немало. Андрею Матвееву это, похоже, удалось.

О Стюарте Хоуме известно только, что он, вероятно, родился в 1962 году. И на том спасибо. Для человека, сделавшего провокацию и розыгрыш своим ремеслом, это уже прямо-таки непростительная утечка информации.

Хоум ускользает от определений: кто он — писатель? художник? критик? философ? политик? И да, и нет — и тот, и другой, и третий: в той же степени, в которой джокер — это туз, валет или десятка.

С одной стороны, конечно, писатель, поскольку 7 романов говорят сами за себя, — но многие не признают за литературу сии брутальные тексты, в которых лихо и произвольно смешаны в микстуру, напоминающую по составу то ли самодельную взрывчатку, то ли наркотический суррогат, приемы всех низовых жанров — от листовки и уличного граффити до дешевых оккультных книжонок, трэшевых новелл и голубого порно.