Борис Мишарин - Зовущие корни (СИ)

— Так точно, товарищ полковник, знаю.

— И кто же?

— Генерал Михайлов с супругой.

— Как ты сказал, повтори.

— Генерал Михайлов с супругой, — ответил боец.

— Об этом только вы знаете или еще кто-то?

— Никак нет, товарищ полковник, вся часть знает.

— Понятно, спасибо. Идите рядовой.

Генерал Михайлов… он-то как здесь оказался, ничего не понимаю, рассуждал ошарашенный Растрига, почему Астафьев не знал… Он вернулся в кабинет.

— Михаил Семенович, одного не пойму — почему капитан Астафьев не знал о Михайлове? — задал вопрос Растрига.

— Он все прекрасно знал. Скажу больше — он единственный, кто знал, кроме меня, что генерал в отставке. Единственный вопрос, который мне задал Астафьев, это где служит генерал. Я ответил, что он в отставке. Зачем ему понадобилось сообщать, что в части был неизвестный гражданский, которого он найти не может? Не понимаю.

— Ну, с этим я разберусь. Астафьева я забираю с собой. Считаю, что вы, Михаил Семенович, поступили абсолютно правильно, пригласив Михайлова, он не посторонний для армии человек. Удачи вам, полковник Сухоруков.

— Уже не пока?

— Уже не пока, полковник, — ответил Растрига, — я бы не недельную, а двухнедельную дозу витаминов вкатил, — рассмеялся он.

Сухоруков проводил гостей и вздохнул: «Ну и денек сегодня»…

От порхало лето стрекозами, от стрекотало и отпрыгало кузнечиками, отцвело ромашками, васильками и клевером. Пожелтели луга меж сопок в долинах, плачут примороженные инеем на солнце. Лишь тонкий желтый стебелек колышется ветром, все машет на прощанье ушедшему лету.

Потемнела изумрудная зелень сопок, готовясь к зиме, насытились соком иголочки сосен, кедров и ели. Только местами вспыхнут багрянцем и золотом березка с осиной, но сейчас и этого нет — облетела листва. Точно писал поэт:

Михайлов иногда стоял по утрам на берегу реки, словно провожал течение взглядом. Не только сопки, но и река потемнела, даже мелководье на бродах не искрится на солнце. Хмурится природа, ждет суровую зиму. Осенние дожди кончились, теперь уже пойдет снег, но еще растает и только следующий покроет землю белым покрывалом.

Борис вздрогнул от прикосновенья — подошла Светлана.

— Соскучилась? — спросил он.

— Потеряла, никак не могу привыкнуть, что ты ходишь сюда по утрам. О чем задумался?

— Ни о чем… обыкновенная лирика накатилась, стихи вспоминаю, — ответил Борис.

— Почитай, — попросила Светлана.

Он прочел:

— Точно, про нашу речку написано, здорово! Чьи стихи? — спросила она.

— Авторские, — ответил Михайлов, — пойдем — холодно.

Светлана-таки не поняла толком — то ли ее муж автор, то ли кто другой. Пошла рядом, взяв Бориса под ручку. Оба увидели копошившуюся в своем огороде Василису.

— Интересно, что она там делает? — он помахал ей приветственно рукой.

— Не видит, а если и видела, то все равно не ответит, — пояснила Светлана, — живет изгоем — сама ни к кому не ходит и ее не навещают.

— Чего так?

— Не знаю, — пожала она плечами, — чего ходить-то, не прогонит, но и не приветит. Буркнет на пороге два-три слова и все, уйдет в огород или домой. Привыкла одна…

— А ты… когда коробки относила?

— Ее дома не было. Поставила коробки на стол и ушла.

Светлана ушла в дом. Борис остался во дворе, снова ушел в огород, решил еще раз вымерить расстояние под новый дополнительный сруб к избе. Зимой надо бревна заготовить, а летом начать строительство.

Она услышала из комнаты, как входит муж, спросила:

— Ты чего так долго, Борис, во дворе делал?

— Это не Борис, — услышала она ответ, выглянула из комнаты.

— Ой, Михаил, — обрадовалась Светлана, — проходите. А моего разве нет во дворе?

— Никого нет, — ответил Сухоруков.

— Он, наверно, к Василисе ушел, это четвертый дом от нас. Проходите, Михаил, Борис скоро вернется, я пока стол накрою.

— Спасибо, хозяюшка, лучше я за Борис Николаевичем сбегаю.

Он исчез, а Светлана прошептала тихо: «Надо же, Сухоруков прибыл — ни машины, ни вертолета не видно. А мой, интересно, зачем к Василисе поперся?

— Что шепчешь? — спросил вошедший Борис.

— О, ты здесь что ли? Я подумала, что ты к Василисе ушел?

— К Василисе? К ней надо сходить, но с тобой, один я к тетке Матрене могу зайти, а то наплетут деревенские невесть что, — ответил Михайлов.

Светлана обрадовалась ответу, пояснила:

— Миша Сухоруков пришел, я подумала, что ты у Василисы, он за тобой побежал.

— Ну вот, — рассмеялся Борис, — мужик еще не грешил, а его уже сдали. Миша как здесь оказался?

— Не знаю, придет — спросим.

— Поглядим сейчас, как его Василиса встретит. Интересно…

Светлана накрывала на стол, Борис, накинув душегрейку, ушел курить на крыльцо.

Сухоруков вернулся минут через десять какой-то странный и удивленный. Поздоровался, обнял Бориса. Они вошли в дом, сели за уже накрытый стол. Михайлов разлил самогонку по стопкам.

— Сначала выпьем за гостя, а потом он расскажет, каким ветром его сюда занесло без техники, — предложил Борис.

— За хозяев, — произнес Сухоруков и опрокинул стопку в рот, закусил грибочком свежего посола, — на технике я, десантировался из вертушки за два камэ отсюда, ветер с деревни, поэтому не слышали. Решил навестить, вас заранее не предупредишь, поэтому нежданно.

Он налег на лосятину с картошкой и соленого хариуса.

— Давно так не ел по-домашнему. Прелесть, как вкусно!