Борис Мишарин - Зовущие корни (СИ)

— Значит, станем ездить иногда по необходимости. Хотя бы раз в месяц — это нормально, — ответил Михайлов.

Он рассказал деду о случившемся вечером, тот хохотал долго, потом пояснил:

— То-то я гляжу, что Зинка с фонарем под глазом уже с утра ходит. Все прикидывал, кто ей успел накостылять. Колька, оказывается, паразит. Он неплохой парень, когда трезвый, но выпьет — лучше не подходи, убить может, не рассчитав силы. А соврала она из-за дома, твоего дома. Это она басню сочинила про дом. — Он поведал историю. — Теперь боится, что еще одно вранье раскроется. А если бы тебя Колька побил, то она опять все на дом бы списала. Дескать, не принял дом новенького и натравил пьяного Кольку — иначе не объяснить побоев в первый же день приезда.

— Учительницу она не любит, понимаю. Дом-то причем здесь? — усомнился Борис.

— Так она из-за нее и дом ненавидит. Есть люди, которые злобой живут и делами плохими — она из них, — пояснил дед.

Михайлов не стал спорить, спросил:

— У меня семена овощей есть, из города привез. Картошки нет на посадку. Продашь или у кого другого спросить?

Дед Матвей закашлялся, поперхнувшись дымом.

— Ты совсем что ли рехнулся, Борис? Возьмешь, сколько надо, даже бутылки с тебя не возьму. Пойдем завтракать, за тобой пришел.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он, — сегодня дома поем. Если на обед пригласишь — не откажусь. Дел много — надо шкаф собрать, стол, ворота поправить. Хочу еще один сарай поставить из досок, чтобы можно было в дождь там работать. Сделаю верстак для удобства, потом мебель кое-какую: табуреты, стол, вешалки, шкаф-стенку.

— Ты умеешь?

— Умею, дед, не сомневайся.

— Дак ты столяр что ли?

— Нет, просто умею, — ответил Михайлов с улыбкой.

— Ладно, пойду я, не буду тебе мешать. Может помочь надо чего?

— Спасибо, — еще раз поблагодарил он деда, — потребуется — позову. Ты просто приходи — посидишь, покуришь, а мне веселее будет.

Дед Матвей ушел к себе, Борис нарезал колбасы, налил чай, перекусил и стал собирать шкаф. С дрелью, как шуруповертом, работа шла быстро, шкаф красовался уже готовый. Он повесил в него вещи и собрал стол. Потом осмотрел ворота. Столбы немного наклонились внутрь, поэтому провисли двери.

Он откопал немного земли снаружи столбов, уперся в них вагой, выпрямляя, и затрамбовал землю. Нижний край ворот стал параллельно земле — классно, решил Борис и присел отдохнуть.

Подошел дед Матвей, устроился рядышком на крыльце, сворачивая самокрутку.

— Наблюдал за тобой — ты словно не городской, а деревенский — ловко с воротами управился, — похвалил его сосед.

Они подымили немного оба, помолчали.

— Столбы нужны для сарая, — заговорил Михайлов, — знаешь, где взять?

— Конечно, — сразу ответил дед, — есть заготовки в лесу. Уже сухие, привезти надо. Пообедаем — съездим.

Они поднялись с крыльца, пошли на улицу, столкнувшись с Колькой.

— Здорово, мужики, — поприветствовал он их, — ты извини, Борис, за вчерашнее. Я к Зинке прибежал, а у нее Танька там и не уходила никуда. Каюсь — дал Зинке в морду, чтоб не врала больше.

Он осмотрел ворота, спросил удивленно:

— Как ты их выправил — дом же заколдованный?

Дед Матвей с Борисом засмеялись враз.

— Это опять Зинка басню сочинила, — стал пояснять дед Матвей, — намешала что-то там в самогонке, вот и чуваш и обосрался, неделю из туалета не вылезал. Я точно знаю.

— А как же перегородка тогда? — все еще сомневался Колька.

— Она ему бутыль перед этим принесла, там не то, что гвозди — пальцы двоиться будут. Все это враки самогонщицы. Кто в деревне первая сплетница, разве ты не знаешь?

— Да-а, никогда бы не подумал… Сука она… мало я ей вчера навесил. Танька у нее дома была, а она вышла во двор и наврала мне, что в постели с новеньким. Сука…

Он сжал кулаки и если бы был под градусом, то Зинке бы снова не поздоровилось.

— Ты остынь, Николай, — посоветовал Борис, — сука, как ты говоришь, она и есть сука. Не обращай внимания, она от этого еще больше обозлится, желчью изойдет и пожелтеет. Бог таких долго на земле не держит — сама сдохнет, не стоит руки пачкать.

— Это точно, — поддержал дед Матвей, — выпьешь — не лезь к ней, а то еще посадят.

— Ты, если с миром, то заходи в любое время, не стесняйся, — предложил Кольке Борис, — я зла держать не умею.

После обеда Борис с дедом Матвеем привезли столбики из леса. Выбрали ровненькие, одного диаметра, как на выставку. Михайлов стал копать ямки, а дед Матвей шкурил бревна. Подошли Николай с женщиной.

— Я Татьяна, — представилась она сама.

— А-а, — рассмеялся Борис, — мы уже заочно знакомы. Теперь и в лицо знаю.

Он еще раз оглядел ее. Ничего особенного — средний рост, немного огрубевшая кожа от ветра и мороза, неухоженная кремами, как у городских дам.

Николай отвернулся, стыдясь, взял лопату, пошел копать ямки. Вдвоем быстро выкопали восемь лунок. Дед Матвей как раз закончил шкурить столбы. Сели на крыльцо, закурили.

К вечеру все столбики стояли вкопанными и с прибитыми прожилинами, оставалось привинтить доски и поставить ворота. Крышу Михайлов решил делать деревянную, не хотелось снова мотаться в райцентр за шифером или профлистом.

— Все, мужики, на сегодня баста, — объявил Борис, — спасибо. Пока еще не обзавелся соленьями и мясом, но все впереди, как и накрытая поляна.

— Ты надолго к нам? — спросил Николай.

— Надолго, Коля, навсегда, — ответил он.

— Странно… все отсюда, а ты сюда.

— Не все, Коля, ты же здесь, дед Матвей здесь, другие.

— Остались те, кому уезжать некуда и денег на поездку не скопили. Если бы возможность была — я бы ни минуты здесь не остался, — с грустью пояснил Николай, — работы нет…

— Что поделать — колхозы, совхозы развалились, имущество прихватизировали. Перестроили все, чего не строили. Но это не навсегда, в пригородах оживает село, докатится волна и сюда. Возможно, нам не дожить до этого дня, но такой день наступит, я верю, — твердо возразил Борис.

Он отказался идти на ужин к деду Матвею. Выпивать уже не хотелось, извинился и не пошел. Пока еще не стемнело, Михайлов прикрутил люстру к потолку, включил — классно! Совсем другой вид в комнате — полированный стол, стулья, диван, шкаф — это только начало. От мыслей отвлек посторонний звук в прихожей, кто-то хлопнул дверью.

— Здравствуй, сосед, войти можно?

На пороге стояла женщина лет тридцати пяти. Михайлов сразу разглядел ее — рост около ста семидесяти, сбитое фигуристое тело, правильные черты лица, слегка припухлые губы, прямой нос и карие большие глаза.

Незнакомка тоже смотрела оценивающим взглядом.

— Здравствуйте, проходите, конечно, — он указал рукой на зал.

Она вошла, присела на стул.

— Меня Светланой зовут.