Коллектив авторов - Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Когда я спросила ее, как она ощутила развал Коммунистической партии и изменение идеологии, она довольно равнодушно пожала плечами, сказав, что никогда не была политической активисткой, в партии не состояла, эти изменения восприняла как данность. Ну было так, а теперь будет эдак. Хотя по стилю изложения и мышления, советскость моей бабушки сомнений не вызывает — вот парадокс!

Такова, видимо, специфика ее врачебной профессии: лечить людей нужно при любой власти, а от смены правящего режима конечный продукт деятельности медика не теряет своей актуальности. Особенно если тебе повезло с руководством, которое не превратилось в рвачей. Что же касается материальной стороны вопроса, то, как я уже писала выше, после войны и голода пустые полки магазинов, необходимость доставать даже гречку через связи, конечно, вызывали чувство дискомфорта, но не тотального. Вот такие они, наши старички, закаленные в этой жизни не одной руиной. Лишь бы не было войны, остальное — вполне переживабельно!

поселение «Мосрентген»

До 86-го — кадровый военный, в 90-е — специалист по снабжению, заместитель председателя кооператива, после 90-х — пенсионер.

Для меня, пожилого человека, всегда в памяти останутся военные годы и послевоенное время, хотя сам я не воевал, а являюсь ребенком войны.

Очень хорошо помню тот день, когда кончилась война. В то время я, мама, брат жили в военном городке г. Камышлова Свердловской области.

Вдруг к нам вбегает тетя, она находилась в возбужденном состоянии, и со слезами на глазах сказала, что все, война окончилась, Победа, может быть, ваш отец вернется с войны. А на своего мужа она уже получила похоронку. Мы с братом в чем были, в том и побежали к штабу. Еще не добежав до штаба, услышали, как пушки палят. Это были залпы в честь окончания войны.

В нашей голове промелькнула мысль, а вдруг наш папа жив, ведь он пропал без вести. Еще я помню, как я узнал о «гибели» отца. Как-то раз ко мне подошла воспитательница в детском саду и сказала: «Толя, подойди к маме». Я вышел из группы и увидел заплаканную маму. «Толик, наш папа погиб, пропал без вести, вот я получила письмо из части», — сказала она и показала мне письмо с воинским штемпелем. Ее печаль передалась и мне. Что значит пропал? В те годы горе переживали многие. Я тоже прошел все испытания: голод, холод, одиночество, страх.

Так сказать, не было полноценного детства. Что я знал тогда об отце? Из рассказов мамы и бабушки я знал, что папа был военным, офицером, служил на Дальнем Востоке, хорошим семьянином, еще увлекался лыжами и столярным делом. Мы с братом Вадимом часто вспоминали об отце, думали, жив он или нет.

В 80—90-е годы прошлого столетия я обращался в разные организации Министерства обороны по поводу розыска отца. Как офицера в отставке, меня интересовала его служба до войны и во время ее. Переворачивая страницы его личного дела, узнал, что в г. Камышлове он учился на курсах младшего офицерского состава, был сержантом, после окончания курсов стал лейтенантом, командиром взвода. Из личного дела узнаю, что он хорошо учился, дисциплинирован, женат, после окончания курсов направлен служить на Дальний Восток, где я и родился.

В течение многих дней в 80-е годы я и мои сыновья (Вадим, Андрей) работали в читальном зале ЦАМО г. Подольска. Мы переработали много документов о боевых действиях нашей армии и добрались до тома о 39-й армии Калининского фронта. Что удалось выяснить?

С Дальнего Востока отец прибыл в Архангельский военный округ, война застала его там. В документах 39А и 29А Калининского фронта сказано, что в боевую задачу армий входило: в январе 1942 года необходимо окружить вражескую группировку противника и овладеть городом Ржевом. Мой отец служил в лыжном батальоне, вот где пригодилось умение отца кататься на лыжах. Я выяснил, что отец служил в 89-м лыжном батальоне 39А Калининского фронта. Об этом обстоятельстве узнал в 1991 году, но об этом батальоне в ЦАМО не было почти никаких документов. По всей вероятности, как объяснила мне сотрудник архива, батальон мог попасть в окружение врага, где и погибли люди. Ведь штабные документы уничтожались в самый последний момент оперативниками, чтобы они не достались врагу. Я все равно встретился с отцом в 90-е годы, узнал, где он служил, увидел его групповую маленькую фотографию, как же мне не хватало его всю жизнь. Мысленно я часто разговариваю с ним, делюсь переживаниями, радостями.

Вспоминая свои прожитые годы, считаю, что самые счастливые дни в моей жизни — это залпы Победы и «встреча с отцом».

Москва

В 90-е — студент Московского государственного педагогического института имени Ленина. После чего служил в специальном отряде быстрого реагирования Государственного таможенного комитета. В настоящее время — военнослужащий.

Посвящается Тихообразову Константину Ивановичу

Шел переломный 1991 год. Советский Союз развалился, исчезла цензура, и с экранов телевизоров, радио и страниц газет хлынула интересная и полезная информация. Я тогда учился на историческом факультете педагогического института и с удовольствием, жадно, поглощал ее и радостно делился с дедом.

— Ваш Ленин был сифилитиком и к концу жизни сошел с ума. Он сидел в инвалидном кресле и пускал слюни на манишку…

Точно установлено, что Ленин был особой формой гриба!

Ленин жил одновременно с Крупской, Инессой Арманд и своей секретаршей Варенькой!

Поскольку основатель партии большевиков — немецкий шпион и приехал в Россию в опломбированном вагоне для совершения госпереворота, то нынешние коммунисты должны покаяться за свои преступления против народа!

Дедушка слушал меня, болезненно морщился, мрачнел и выходил из комнаты. Но я упрямо шел за ним на кухню, в коридор и продолжал упоительно рассказывать про ужасы и бесчеловечность советской власти и ее основателя. Иногда он украдкой клал под язык валидол и старался незаметно помассировать сердце.

А потом дедушка заболел раком. Болезнь прогрессировала, операция и лекарства не помогали. Военный госпиталь в Красногорске отказался от обреченного старика и выписал его. Домой. Умирать.

Он перестал вставать с постели. У него были сильные боли, и он часто стонал. Его руки, которые стали похожи на ветви сухих деревьев, беспокойно метались над одеялом. Я колол ему обезболивающее, которое тогда выдавали по минимуму, в обрез. И были долгие часы, когда он оставался со страшными муками один на один.

Ордена и медали на красных бархатных подушечках. Мерзлые комья земли гулко стучат по крышке гроба. Солдаты из похоронной команды трижды стреляют в хмурое небо.