Виктория Лебедева - Без труб и барабанов

Так что приезд тетки Наташка воспринимала как шанс на перемену в судьбе. Кровь из носу надо было понравиться этой Ольге. Понравиться, зацепиться — и валить. Что ее ждет в России? Ничего. Тут никого ничего не ждет. А если кому и повезет по жизни, так это исключение. Двадцать процентов населения говорят, что эмигрировали бы, случись возможность. Это Наташка в интернете прочла. И, заметьте, не гопники — интеллигентные все люди. Преподаватели, журналисты, писатели, художники. И были правы — нельзя нормально жить в этой стране! Взять, к примеру, Наташку… сидит она на почте за три копейки. А где-нибудь в Европе? На той же почте наверняка заработала бы себе на хлеб с маслом.

Наташка лайкнула смешную картинку и переключилась на табло. Самолет вылетел по расписанию. Ну, слава Богу. Последний месяц думала, европейской тетки не дождется. Обязательно сорвется что-нибудь, с ее-то счастьем. Но пока, тьфу-тьфу-тьфу, Ольга летела. Наташка опять переключилась в «Одноклассники». Не то чтобы она любила их, но от скуки помогало. Опять же, посмотреть, что с кем стало. Набрала Катьке Майер: «привет, как дела?», но та не ответила. Наверное, вышла уже. Хотелось похвастать кому-нибудь, что вот, чешская тетка появилась, как в кино. Но в Военграде была глубокая ночь, да и в Москве время подбиралось к часу, в сети никого.

За спиной сопела Женька. Она разметалась по дивану, так что места прилечь не осталось. Наташка зашла на страничку с пазлами, быстренько сложила собор Василия Блаженного и вернулась в «Одноклассники». Единственная аватарка мигала в сети, Усть-Илимская. Там было уже утро. «Привет как дела?» — написала Наташка. «Норм, — пришел ответ. — Как сама, моя красавица?» «Лучше всех!» — отрапортовала Наташка, присоединив к сообщению губки и ромашку. «Сладкая женщина!!! любуюсь», — прилетело из Усть-Илимска. За восклицательными знаками стоял тортик и губки три раза.

Дверь приоткрылась с протяжным скрипом, и в комнату просунулась голова Татьяны Александровны.

— Мам, чего?! — прошипела Наташка, обернувшись.

— Наташенька, ты что не ложишься? — едва слышно прошептала та. — Поздно уже…

— А ты что не ложишься?! — Наташка злилась. Вот тоже — ходит, вынюхивает… поговорить не даст.

— Я днем поспала, мне ничего, — заоправдывалась Татьяна Александровна.

Наташка свернула страничку, поднялась, стараясь не шуметь, и пошла на мать, выдавливая ее обратно в коридор:

— Ну и иди тогда к себе. Телевизор посмотри или хоть почитай. Не видишь, Женька спит.

Точно в подтверждение, Женька шумно перевернулась и завздыхала.

Обе оказались в коридоре, за прикрытой дверью.

— А что ты делаешь? — спросила Татьяна Александровна шепотом.

— Разговариваю.

— С кем?

— Ну мам, ну какая разница?

— Так… Ты ведь никогда не расскажешь ничего, — в голосе матери обозначилась обида.

— Ой, вот только не начинай!

— Ну правда, ну с кем? Тебе жалко сказать?

— Ой, ну с Гришкой! — Наташка закатила глаза. Мать насторожилась. — Вот видишь, ты и не помнишь его! Был у нас во дворе такой мальчик, Гриша Бойко. Еще был смешной случай в детстве — он у папы презерватив стащил и мне дал, как будто это шарик. Как же ты орала! Ну, вспомнила?

Татьяна Александровна побледнела, но Наташка, конечно, этого не видела — в коридоре было темно. Она истолковала молчание матери по-своему. Сказала:

— Ну ты тормоз, мам. Вообще никого никогда не помнишь! — И вернулась к ноуту.

На мониторе мигало несколько сообщений:

«не спится?»

«ты моя сладкая полуночница»

«куда пропала?»

Наташка улыбнулась и написала: «Я тут!»

«жена свалила на работу может по скайпу пообщаемся», — был ответ.

«сегодня не могу… Женька спит в моей комнате…», — написала она Гришке.

«жаль! а я уж настроился, как всегда. раздраконила только меня», — откликнулся тот после паузы.

«тетка из Праги едет, прикинь?» — наконец-то начала Наташка о наболевшем. Сегодня ей было не до Гришкиных эротических глупостей, хотя игры по сети были ей, конечно, приятны. А Татьяна Александровна так и стояла в коридоре. И все думала — как же она так может, Наташка? Резинки! В рот! И разговаривает как ни в чем не бывало!

У аэропорта стояло десяток маршруток, кругом толкались неловкие утренние люди. Ольга спросила у одного, у другого, но все шли мимо. Тощая девчонка в дредах наконец сжалилась, невнятно махнула куда-то вправо, где стояла запыленная «газель». Чемодан неуклюже переваливался, оступаясь о трещины в асфальте. Без ветровки плечи покрылись крупными мурашками.

Аэропорт был современный — новенький, чистенький, немного похожий на пражский. Но стоило выйти из дверей, как на нее обрушился чужой мир и настигло наконец-то ощущение другой страны. Слишком громко кричали автобусные зазывалы, слишком нервно реагировали люди на ее безобидный вопрос. Солнце уже поднималось из-за крыши аэропорта и обещало быть жарким, но тут, в тени, еще царил ночной холодок. От палаток на другой стороне площади тянуло пережженным маслом, запах мешался с выхлопами и сигаретным дымом. С ночи еще не убирали, и урны были переполнены, какие-то обертки тащило вдоль тротуара, у редких скамеек густо лежала шелуха. Никто не улыбался. Или Ольга просто не выспалась и все представлялось ей в дурном свете?

Она докатила чемодан до маршрутки, открыла пассажирскую дверцу, спросила:

— Скажите, пожалуйста, эта машина действительно идет до Военграда, и если идет, останавливается ли на центральной площади?

— Зачем непонятно говоришь? — переспросил водитель с сильным акцентом. — Тебе куда?

Это был пожилой кавказец с обширным животом и печальными обвислыми усами. Несмотря на утреннюю прохладу, ему явно было жарко, по вискам из-под слипшихся седых волос струился пот. Водитель затянулся в последний раз и отщелкнул бычок в окно.

— Военград, — сказала Ольга четко. — Центральная площадь.

— Садись! Сделаем! — водитель вскинул руки над баранкой. — Заходи, пять минут — поедем!

Ольга полезла в салон, где уже дремали человека четыре. Чемодан удалось протащить в самый хвост, чтобы не мешал. Вместо пяти минут простояли все двадцать, но пассажиров добавилось всего несколько. Когда в салоне начали потихоньку возмущаться, водитель опять сказал свое «а», с явной досадой, и маршрутка тронулась.

Ехала и смотрела в заднее стекло, как разматывается пыльный асфальт в сизых выхлопах. Въехали в лес. Тут было еще сумрачно, только над просекой колыхались позолоченные еловые макушки. Внутри машина походила на своего хозяина. Такая же неопрятная, вся пропитанная запахом масла и пыли, с мелко дребезжащей дверью. Водитель включил бодрый шансон, и ехала «газель» ему в такт — расхлябанно виляя на пустом шоссе, обходя пробоины в асфальте. Ольге стало не по себе — вдруг перевернутся или врежутся? Вел водитель как выглядел — так же неаккуратно. По счастью, движения на дороге практически не было. Время в пути тянулось медленно, как будто маршировало на месте, и ощущение чужого усиливалось. Ольга в который раз задала себе вопрос, правильно ли поступила, что поехала. Могла бы просто послать Тане денег. Могла позвать к себе.