Иван Комлев - Ковыль

Середюк с Ханитовым задержались. Павел вытащил из-под спальника рацию, перекинул ремень через плечо, начал было выкладывать вещи из рюкзака – ему нужно было достать винтовочные патроны, упрятанные на самом дне, но Михеич поторапливал:

– Ребята, пошли! Пойдём, ребята, надо закрыть.

– Сейчас, – Павел глянул на Валерия.

Тот уже вынул из чехла свою двустволку, собрал её, будто готовился на охоту, неторопливо устроил ружьё за спину.

– Патроны?

– Всегда на брюхе, – Ханитов приподнял полу телогрейки и показал патронташ.

– Тогда – идём! – Павел разом сгрёб свои пожитки, сунул их в рюкзак и, не закрывая его, выпрямился и шагнул к двери.

Тамара дожидалась их на тропе, поглядывая в ту сторону, где за деревьями скрылся уже последний пешеход.

– Как туристы, – ворчал Павел, выходя вперёд, – ни куска хлеба, ни топора, ни карты.

Продукты у него были – мука, макароны, крупы, жир и тушёнка, на всю бригаду и почти на весь сезон, но всё было завалено спальниками и рюкзаками, да к тому же надёжно упаковано в ящики и коробки – голыми руками при такой спешке не достать.

Он поправил на боку полевую сумку, в которой у него лежали документы и карты, но карты были на его участок работ, который располагался южнее реки Чуня, а они летели к ней с севера и не долетели.

Торная тропа несколько утешала Павла: знать, действительно жильё неподалёку. Но через сотню шагов иллюзия рассеялась: в подступившем вплотную к тропе лиственном молодняке пришлось идти сильно согнувшись – путь преграждали ветви, стало ясно, что тропа – звериная.

Заросли кончились, и на выходе Павел увидел Бойкова, поджидавшего их.

– Давай мне что-нибудь, – сказал Алексей, протягивая руку, – а то ты как матрос из Кронштадта – весь в ремнях.

Павел отдал ему рацию.

– Чего это они? – спросил он сам себя вслух через минуту.

Ручей и тропа повернули влево, а вся цепочка людей, хорошо видимая в редколесье, пошла вправо и скоро раздробилась, рассыпалась в ширину, словно бы отряд пошёл в наступление на затаившегося в окопах врага. Сворачивать с твёрдой, хоть и влажной, тропинки на чавкающий и поросший чапыжником мох не хотелось, но пришлось: нельзя же, чтобы группа разделилась на части, ружьё на всех одно, а ножей, наверное, нет ни у кого.

Перейдя марь, Павел понял, почему впереди идущие разбрелись в разные стороны: путь им преградило широкое весеннее, в виде подковы, озерко. Чтобы обойти его, пришлось бы вернуться, и все начали искать место, где можно было перебрести его, не начерпав ледяной воды в сапоги. Гардеру выбирать не из чего, и он в своих ботинках начал форсировать водный рубеж по кратчайшей линии. Вода вначале была ему по щиколотку, и Павел пошёл за ним следом, но Владимир вдруг взмахнул руками и чуть не упал. Устоял, но оказался в воде почти по пояс. Павел поспешил к нему, зачерпывая кирзачами воду, но штурман и не подумал возвращаться – попёр напролом, поднимая волну.

Павел приостановился, огляделся и взял правее, дальше от ручья должно быть повыше, и оказался прав: воды ближе к сопке оказалось меньше, хотя в сапоги он набрал её по самые края. Ноги вмиг замёрзли до ломоты в костях. На сухом месте собрались в кучку.

– Надо костёр разжечь, – сказал Павел, выжимая портянки, – простынет человек.

– Нет, – отозвался Гардер, – пошли, на ходу согреюсь, солнышко согревает, не простыну.

И вертолётчики двинулись в сторону солнца быстрыми шагами. Остальным ничего не оставалось, как поспешить за ними. Несколько раз ручей, скоро превратившийся в настоящую реку, и тропа возвращались к людям, потом свернули влево окончательно.

Часа через полтора сумасшедшей гонки передние остановились у поваленного дерева, сели на него отдохнуть. От штурмана валил пар. Павел посмотрел на осунувшиеся и посеревшие от заботы лица начальника партии и командира вертолёта и не стал донимать их вопросами, которые занимали всех: «А где же река? Где Чуня и посёлок?» Он сел рядом с Гардером на валежину, спросил осторожно:

– Карту посмотрим, Володя? Ты её не намочил?

Штурман с готовностью открыл планшет.

– Ага, – сказал Павел, ткнув пальцем в очерченный карандашом кружок, – здесь, на Нидыме, ждали мы бригаду?

Гардер кивнул, уточнил кончиком карандаша место посадки.

– И сколько летели потом? Скорость?

– Час сорок. Скорость – сто тридцать.

– Так, – Павел прикинул в уме: – Получается, что мы прошли двести пятнадцать километров. Дай-ка.

Он взял у штурмана палетку, отложил вычисленное расстояние на карте, провёл карандашом дугу.

– Вот на этом радиусе… мы упали на одном из этих притоков. Либо здесь, либо ещё дальше – больше негде. Так?

– Так, – озадаченно подтвердил Гардер. – Получается, что идти надо не на юг, а на юго-запад?

Васильев и Соломин поднялись, за ними – остальные.

– Постой, командир!

– Я понял, – отозвался Александр.

Он понял, что приземлился гораздо дальше от посёлка, чем думал раньше, едва они ушли от вертолёта. На первой большой поляне Соломин догнал его, тронул за плечо и кивком показал в сторону группы сосен – там Васильев увидел чернеющий предмет под ольховым кустом и сразу вспомнил и поляну, и деревья, и пустую бочку, которую откатил туда Михеич. Неделю назад сюда завозили бригаду строителей со всеми необходимыми им грузами, – отсюда вылетали ещё в две бригады, здесь дозаправлялись в тот день и на следующий, пока бочка не опустела.

– Не говори им, – предупредил Александр Соломина.

Тот кивнул:

– Само собой.

Васильева это открытие огорчило едва ли не больше, чем вынужденная посадка, стало ясно: сегодня никуда не успеть и скрыть ЧП от начальства будет невозможно. Но одновременно в голове отпечаталась эта картинка – бочка под кустом, и мысль постоянно возвращалась к ней, нащупывая какое-то, скрытое пока от сознания, решение.

– На юго-запад – это надо через сопку лезть, – показал Павел, и все невольно посмотрели в ту сторону. Энтузиазма ни у кого на лицах не обнаружилось. – Я не приглашаю штурмовать сопку, – сказал Павел, – а просто хочу предупредить, что идти нам осталось не пять – семь километров, а около тридцати, если напрямую. В обход же ещё надо прибавить десять – пятнадцать…

– Пошли, – сказал Чугунов, – жрать хочется.

Теперь впереди шли попеременно Середюк и Мушель, забирая вправо, но так, чтобы не приходилось лезть на подъём. Вплотную за ними шёл Локтев. Он, наконец, ожил и готов был топать хоть до океанического побережья: земля – дело надёжное, выносливости у него хватит, если даже придётся тащить кого-нибудь на себе.

Убитый горем Соломин шёл вместе с вертолётчиками позади всех, приглядывая, чтобы кто-нибудь не отстал и не потерялся. Пилоты с непривычки выдохлись быстро, первый запал нервного возбуждения прошёл, и они уже не рыскали по сторонам, не оглядывали местность, а больше смотрели под ноги, чтобы не запнуться за валежину или не наступить на предательски скользкую кочку. Сзади идти было легче, от десятка пар сапог впереди идущих оставалась тропка, разорванный чапыжник меньше цеплялся за ноги и не выматывал душу так, как первым.