Иван Комлев - Ковыль

Павел повернулся и пошёл назад к ручью, ломать лапник для постели.

Обжаренная на костре куропатка, размером с Тамарин кулачок, источала такой аромат, что могла раздразнить аппетит самого пресыщенного гурмана. Тамаре дали «окорочок» – крохотный, не больше сливы, кусочек мяса на тоненькой косточке. Соли, конечно, не было, но не беда. Тамара с удивлением обнаружила, что даже на её непритязательный вкус – при зверском голоде куропатка была малосъедобной, будто жевать приходилось дерево или, точнее, горчащие почки хвойных деревьев. И ещё: «окорочок» был весь пронизан, как сорная рыба, тонкими косточками, так что даже безвкусное мясо надо было добыть. В общем, во рту было нечто малосъедобное, а в желудок не попало. Что чувствовали от «ужина» мужчины, которые менее приспособлены переносить энергетические затраты, она не знала, но всех ей было жалко, будто они доводились ей младшими братьями.

Догоравший костёр сдвинули к реке, распинали сапогами угли, Бойков подмёл обожжённую землю веником из прутьев, поверх настелили еловый лапник и пушистые кедровые ветви, и Соломин, который, кажется, смирился, наконец, с тем, что сегодня они не добрались до базы и, возможно, не попадут туда ещё и завтра, сказал:

– Даме – лучшее место. Прошу!

Но Тамара отступила назад, смутилась:

– Нет, я после, – и ещё отошла.

– Ну, тогда… – он посмотрел на мужчин, не решившихся лечь первыми, шагнул к веткам, – тогда я приглашаю… – и повалился на хвою.

Тамара ушла в сторону, в серую тьму, где её уже было не различить, а когда вернулась, все спали, лёжа вплотную друг к другу, но как попало: кто к центру головой, кто – ногами. Только Ханитов лежал с открытыми глазами и поднялся, когда она приблизилась.

– Ложись, – сказал он, уступая своё место, – тепло, как на печке!

Она не стала возражать, легла и обнаружила под собой телогрейку.

– Нет, – сказала Тамара, – так не пойдёт.

Она сняла свой ватник.

– И ты ложись, укроемся.

Они потеснили чьи-то ноги и устроились – спина к спине.

Солнце не разбудило их. Соломин проснулся, как всегда, в шесть утра, сработал внутренний будильник. Он прошёл к ручью, который за ночь чуть убыл, но был всё таким же мощным и неприступным, умылся, вытер лицо рукавом. Середюк, омочив руки в воде, протирал глаза, только Гардер смотрел на любителей гигиены с некоторой усмешкой. Саша Носов подначил:

– Ему чего умываться? Он вчера ванну принял.

Заулыбались все. Чувство голода никто не испытывал; организм после определённого срока перестраивается на внутренние резервы. А Бойков с удивлением отметил:

– Смотри-ка, правда: «Сон заменяет еду!»

– Рацию не забудь, – напомнил ему Середюк. – Ну, всё в порядке? Тогда – за мной!

Павел пошёл впереди и вывел к «мосту» товарищей по несчастью.

– Хм, – покачал головой Васильев, – это называется «надёжное дерево»?

– Вполне, – ответил Павел, – только не напирайте сильно руками на сучки, они хрупкие.

Он подошёл к дереву, взобрался на него по корням и пошёл, постукивая сапогом по тем сучкам, которые мешали надёжно утвердить ногу на стволе. Несколько сучьев с треском слетели в воду. У противоположного берега, где ствол был всего лишь чуть шире ступни и покачивался, он сел на него верхом лицом к товарищам, упёрся ногами в толстые сучья, сказал:

– Ну, кто следующий? Подстрахую.

Первой, к удивлению Павла, подошла к дереву Тамара.

– На воду не смотри, – предупредил её Валерий и взобрался на дерево следом.

– По одному! – предупредил Соломин. – А то ещё переломится.

Тамара до середины дерева шла медленно и аккуратно, чуть придерживаясь руками за ветви, но над потоком её вдруг качнуло, она ойкнула, оперлась рукой о толстый сучок, он треснул, но не обломился. Удержавшись, она выпрямилась и пошла как по школьному буму – решительно и быстро… В шаге от Павла руки их встретились, и он так крепко ухватил её ладошку, что она опять ойкнула. И засмеялась. И сзади на берегу тоже раздался смех облегчения.

Благополучно перебрались на желанный правый берег и остальные.

Вернулись вдоль ручья к берегу Чуни, на тропу, и шли по ней часа полтора, быстро и без приключений.

Одна беда: пробудился голод, который зверел с каждым шагом.

– Надо будет попробовать ещё раз связаться с базой, – подошёл Соломин к Середюку, – может, вчера мы оказались в мёртвой зоне. Знаешь, бывают такие глухие места.

– Нет, скорее, контакт где-нибудь нарушился, – возразил Павел, – она у меня прямо на полу стояла, хряпнулись-то крепко. Ты уверен, что вертолёт в порядке и взлетит?

Соломин посмотрел Павлу в глаза с изумлением:

– Кошмар! Мне даже в голову это не пришло!

– Смотрите, – услышали они в этот момент голос сзади, – кто-то плывёт!

– Где?

Все остановились. Тропа в этом месте шла по обширной мари, подступившей к реке, лишь кое-где на ней росли деревья да прямо у воды – кусты и голые колючки шиповника.

– Где?

– Да вон же! Чёрное, блестит!

В том месте, где они прошли несколько минут назад, с противоположной стороны плыл какой-то зверь, уверенно преодолевая течение.

– Крыса, – сказал кто-то, – или ондатра.

– Ну, крыса! Смотри, как прёт! Крысу бы унесло. Сохатый!

– Какой сохатый? Где рога?

– А они у них сейчас есть?

Чёрная голова миновала середину, приблизилась к берегу, а ясности, кому же понадобилось форсировать реку в такое половодье, не было. И только когда пловец коснулся ногами дна и стал выходить на берег, все ахнули:

– Медведь!

– Чего стоим? Мясо!

И все кинулись назад, побежали к тому месту, где бугор и трава скрыли зверя. И Павел с Федором бежали следом за возбуждённой толпой, хотя в карабине у Середюка не было ни одного патрона и его можно было употребить в дело лишь в качестве дубинки.

Ханитов, добежав до того места, где вышел из воды медведь, остановился и стал перезаряжать ружьё, после вчерашнего удачного выстрела по куропатке у него в обоих стволах теперь были патроны с мелкой дробью. Все сгрудились возле него, выглядывая зверя, и, хотя скрыться поблизости, казалось, было совершенно негде, медведь словно сквозь землю провалился.

И тут пришло отрезвление: а вдруг медведь сам не прочь поохотиться и ждёт в засаде, когда к нему кто-нибудь приблизится?! Теперь все готовы были бежать обратно.

– Давайте не разбредаться, – сказал Соломин и потихоньку двинулся по тропе. Они отошли, постоянно оглядываясь, метров на четыреста, но хозяин тайги не изволил предстать перед непрошеными гостями. Уж не померещился ли?

– Время! – вспомнил Соломин.

Павел взял у Бойкова радиостанцию, быстро размотал антенну, набросил конец её на куст, покрутил настройку.

– Горит! Работает!