Алла Горбунова - Вещи и ущи

Вещи, сделанные из ума, отличаются от вещей, сделанных из вещества, своей историей. История вещей, сделанных из вещества, — это история материи и мастера, машины и прилавка. История вещей, сделанных из ума, — это история воображения. Эти две истории протекают параллельно, но иногда сходятся. Для удобства будем обозначать вещи из вещества как вещи, а вещи из ума как ущи. В каждой вещи хоть немного, но всегда есть ущь. В истории вещества всегда есть история воображения. Чистые ущи большинство людей никогда не видело, а я видела. Я люблю историю вещей, но, возможно, однажды нам предстоит жить в мире, состоящем из ущей. Иногда я не могу разобраться сразу, вещь или ущь передо мной, потому что на первый взгляд они выглядят одинаково. Тогда я начинаю исследовать историю этого предмета, и тут уже становится явно, вещь это или ущь. Но и здесь можно сделать ошибку и приписать историю вещи ущи или наоборот. Есть люди, которые хорошо взаимодействуют с вещами, а в плане ущей совершенно беспомощны, а есть великие мастера ущей, которые наоборот, как маленькие дети в отношении вещей. Бесспорно у меня есть некоторый талант к ущам: во-первых, я могу их видеть, во-вторых, могу производить с ними различные действия и даже создавать по собственному желанию. Что касается вещей, то, чем больше в них от ущей, тем легче мне обходиться с ними. В некоторых вещах от ущей очень мало. Говорят, есть тёмное море, в котором не могут рождаться ущи, и я боюсь в нем однажды утонуть.

Кто её видел — Кузькину мать. Кто-то видел, а кто-то и не видел. Одной зверушке постоянно показывали Кузькину мать, да так, что зверушка уж и выучила наизусть, как она выглядит. Так себе выглядит, надо сказать. Можно бы и получше.

Как только влюблялась в кого-то бедная зверушка, избранник её поначалу за ней ухаживал, был нежен и ласков, а в один прекрасный день говорил ей: глупая зверушка, смотри, что у меня есть, — и доставал из-за пазухи Кузькину мать. Оттого зверушка была очень травмированная.

Как-то раз за глупой зверушкой начал ухаживать один костюмер. Ежедневно приносил ей к норке блюдечко с вином, покупал им со зверушкой билеты в разные страны и расчёсывал ей шёрстку. Зверушка ему поверила, и он забрал её к себе.

Костюмер сказал зверушке: в моей квартире ты можешь делать всё, что захочешь. Хочешь — работай за ноутбуком, хочешь — принимай ванну или хозяйничай на кухне, вот тебе ключ от входной двери, а вот от домофона, а вот этот маленький ключик — от того шкафа, его ты никогда не открывай.

Однажды, когда костюмер спал, глупая зверушка пошла с ключом к шкафу. Наверное, у него там бальные платья, — подумала она, — но я их не испорчу, я только взгляну одним глазом. Зверушка открыла шкаф — и там и вправду были бальные платья, да такие прекрасные, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Одни сияли, как Антарес, другие были похожи на разноцветные газовые облака.

Зверушка перемеряла их все, а затем увидела в глубине шкафа за вешалками запелёнатый свёрток. Она развернула его — там была Кузькина мать. Зверушка застыла и долго смотрела в её до судороги знакомое лицо, а затем аккуратно запеленала её обратно, закрыла шкаф и ушла куда подальше.

Один медведь всё время делал глупости: собирал по лесу шишки, но тут же их все терял, ещё собирал под кустами и в дуплах деревьев разное счастье — и тоже его терял. Находил в рощице подосиновики и горшочки с мёдом и борщом, перепрятывал их и забывал, где. Лапы у него были, как решето: носил воду в лапах из речки Смородинки и всю проливал. Носил морошку своим детям — но нечаянно съедал по дороге. Медведицу он тоже нёс в лапах и потерял где-то в брянских лесах. И медвежата тоже выпали из лап и рассыпались, как звёздочки по Млечному пути, где-то в лесах Восточной Сибири. В лесу севера он потерял звезду, которую ему подарила на день рождения Большая Медведица. На опушке потерял балалайку и щепу, на которой играл. Потерял лисицу и волка, и чудотворную икону медвежьего бога, что открылась ему на огромном пне, и восплакал о потерянном посреди мирового леса, в котором потерял он каждое дерево: и берёзу, и ёлку, и сосну, и дикую яблоню. Шишки мои, счастье моё, горшочки с мёдом и борщом, вода из речки Смородинки, морошка моя, медведица с медвежатами, звезда моя, щепа и балалайка, лисица и волк, и икона медвежьего бога, и каждое дерево в мировом лесу — сколько было дано мне, а я всё потерял, плакал медведь. Ему хотелось, чтобы все эти дары и чудеса были у него всегда, а они исчезали, как только он находил их, потому что он был нелепый медведь, и лапы у него были как решето, и ничего не могли удержать. И тогда медвежий бог сжалился над ним и отнял у него память, и медведь стал забывать обо всём, что он находил, как только это терял. Нашел горшочек с мёдом, потерял — и забыл тут же, что этот горшочек когда-либо был на свете. Нашёл новую медведицу, полюбил её, выронил её из лап и тут же забыл про свою любовь, что она была, и про медведицу, что она была. Он находил много даров и чудес, и терял их все, и тут же забывал об этом, и потому не знал больше потерь, а только каждый раз открывал радость обретения. Иногда медведь всё-таки плакал посреди мирового леса, потому что казалось ему, что он забыл что-то очень важное, и от этого ему скучно. Но солнечные зайчики играли с ним, вырастали после грибного дождика сыроежки, горшочки с мёдом и борщом появлялись в рощице, в новых дуплах рождалось новое счастье, зрела морошка, приходили новые медведицы и рожали ему медвежат, молодые созвездия сыпали на него свои звёзды, новые иконы открывались на новых пнях, и свежие деревья вырастали в мировом лесу. Скучать в целом не приходилось, только лишь иногда посреди солнечного дня приходила эта скука по чему-то, что он не помнил, но такие моменты скоро кончались и медвежий день длился, полный чудес и находок, в беспамятстве и бессмертии.

Одна зверюшка всё плакала и плакала. Сидела в луже от собственных слёз и плакала. Все наперебой пытались её утешить. «Хорошая зверюшка!» «Пригожая зверюшка!» «Лучшая на свете зверюшка!» «Всё будет хорошо и они поженятся!» «Бог невинен, а мы свободны!» «Всё действительное — разумно!» Но зверюшка всё плакала и плакала. «Не плачь, глупая зверюшка, всё равно все умрут», — сказала выхухоль. Почему-то это подействовало. Зверюшка вытерла слёзы и принялась выгрызать сухие хвоинки и запутавшихся жучков из своей шёрстки.