Ласло Блашкович - Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Верим: Нет, но все-таки я — это я.

Златица: Да ну. Просто ты привык. Это условный рефлекс. Позвонишь, и собака пускает слюну. Посмотри, пробор, как татуировка, навсегда. Ты его ни на миллиметр не сдвигаешь… Это и немодно, и неестественно, ведь больше нет границ. Важна душа. Если ты почувствуешь себя женщиной, тебе могут сменить пол.

Верим: Только в Америке.

Златица: Думаешь, все это происходит только с кем-то другим? Люди путешествуют, поезда ходят, а мы стоим у колеи и машем им как сумасшедшие. Тебе нужна такая жизнь?

Верим: Не знаю. Иногда мне снится, что я умер в каком-то забытом городке в Айдахо… (Закладывает руки за голову).

Златица: И что ты делаешь, когда проснешься?

Верим(вздыхает): Никогда не бывает так тяжело, как случается во сне.

Златица протирает рисунок смоченным кончиком пальца.

Златица: Вот. Ты готов.

Верим: Дай посмотреть.

Верим протягивает руку. Златица комкает листок и бросает его на пол.

Верим: Зачем ты так?

Златица: Представь: ты приходишь к врачу, а он говорит, что тебе осталось жить всего год. Что бы ты сделал?

Верим: А что я могу поделать?

Златица(как будто не слышит его): Или выиграешь в лотерею, или какой-нибудь миллионер, шутки ради, даст тебе миллион долларов, чтобы ты прожил этот год по-королевски… Ну, что бы ты сделал?

Верим: Не знаю. Уехал бы куда-нибудь.

Златица: А может, пожертвовал собой, убил бы какого-нибудь злодея и спас мир? Или купил бы на все деньги взрывчатки и всех бы забрал с собой?

Верим: Ты так быстро спрашиваешь… Ну, не знаю, жил бы…

Златица: Знаешь, что бы ты сделал? Окоченел бы от страха!

Златица бросает в него подушкой.

Верим(сердито): А ты? Ты бы наверняка проткнула язык английской булавкой, выкрасила волосы в оранжевый цвет, сменила пол, осчастливила бы сиротку?

Златица(спокойно): Ничего.

Верим(умолкает): Что?

Златица: Ничего бы не сделала. (Начинает ужасно кашлять).

Верим: Тебе плохо? Позвать маму?

Златица(машет рукой, задыхается): Я самое гадкое, самое низменное существо на свете.

Верим: Нет.

Златица: Ты не знаешь.

Обнимает его. Верим в смятении, закрывает глаза. Но никак не может избавиться от видения, в котором иголкой, на кончике которой искрится тушь, накалывает на нежных каскадах девичьего тела (свежесть которых вдохновляет его) каменный цветок, свое сердце, пронзенное стрелой, имя, не подозревая, что ему видится древняя дилемма: кто-то наносит татуировку, чтобы отличаться от других, или чтобы соединиться с другим, то есть покориться миру, стать метафизическим хамелеоном и запечатлеть на коже именно этот день, час, свет, сумрак или тень, включиться в начало следующей истории, и так слиться со временем, раствориться в смысле. Всего этого, конечно же, Верим не знает, но сегодня, пребывая в бесконечной коме, вновь чувствует аромат девушки, и это счастье почти пугает его.

Златица: Знаешь, что хуже всего? Что мы такие обыкновенные. Лежу вот так, иногда думаю, что существую, что я — это Я. А потом — как будто кто-нибудь другой. Тебе кажется, что мы сами придумываем, что говорить. Но именно эти слова, точно так же, в этот момент произносят, кто знает, сколько детей.

Верим(восхищенно): Какая ты все-таки умная! А почему ты это не напишешь?

Златица: Думаешь, я не пишу? Записала, и это, и другие вещи. Я даже все переписала набело и послала в «Привет».

Верим: И?

Златица: Не напечатают. Говорят, что мои размышления не по возрасту, что я все вижу в черном цвете, что я должна активнее участвовать в жизни молодежной организации, что прогулки в солнечный день полезны, что надо следить за тем, что читаю… Одним словом, я не доросла. Считают, что мне надо носить веснушки, косички… Я все это знаю. Та еще молодежь. А я целыми днями валяюсь в этой кровати и думаю о смерти…

Верим ни с того, ни с сего бросает найденные им игральные кости.

Верим: Станешь смеяться? Не будешь?

Златица: Не буду. Говори.

Верим: Ты подумаешь, что я ненормальный… Знаешь, я всегда чувствовал, что кто-то тайком снимает обо мне фильм. Скрытой камерой, каждую минуту, повсюду. И что однажды его закончат, смонтируют и покажут публике, и скажут — смотрите, вот он!

Златица: Ты?

Верим: Я. Умру, но мой величественный образ останется, навсегда.

Златица: Откроется великая тайна, так?

Верим(вдохновенно): Да, да!

Златица: На что похож этот фильм?

Верим: Ты смотрела «Большого босса»?

Златица: Брюс Ли? Оп-па!

Верим(с жаром): Он обещает умирающей матери, что не будет драться. Его провоцируют, вызывают, он — нет. Все думают: тряпка, трус. Он все молча глотает. Пока не выходит из терпения. Пока не психанет. Месть так сладка! Что скажешь?

Златица: Скажу, что он — силач, а ты — слабак. Представь себе такой конец: ты терпишь, терпишь, а только начнешь действовать, тебя растопчут как муравья, пол тобой вытрут.

Верим: Слабак?

Златица: Слабак.

Верим: Вот увидишь.

Златица: Увижу. И кому же ты покажешь этот фильм?

Верим: Достаточно тебе показать. И самому посмотреть.

Златица: Говорят, человек перед смертью видит что-то подобное. Всю жизнь, ускоренную, как на пленке.

Верим: Так.

Златица: Я тебя вспомнила, только в другом фильме… Название сам придумай. Вроде как бедная косоглазая девочка пригласила одноклассников на свой день рождения, но все ее проигнорировали и отправились к маленькой богачке, а когда бедняжка увидела, что ничего не получится и никто не придет, спрятала свое личико и руки в мисочке с рисом.

Верим: А причем тут я? Как это со мной связано?

Златица: Я думала, ты такой же, как все. Ты бы точно ушел к равнодушной богачке, не раздумывая, разве не так? И только я пришла бы к убогой, вытащила бы ее голову из рисовой каши и кончиком языка облизала бы ее заплаканные щеки…

Верим: Ты, со своим огромным ртом!

Златица(кричит ему): Подожди, принеси мне стакан воды!

Верим останавливается перед открытым окном. Отодвинул занавеску, заметил в общем дворе симпатичного мальчика, который восторженно, почти эпилептически, прыгает с ноги на ногу, распевая бессмысленные фразы.