Ласло Блашкович - Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Ладислав(за сценой): Эй, ты куда?

Ладислав окликает Верима из полумрака кухни, сидя в тени опущенных жалюзи и выпивая. Верим вздрагивает, привыкает к полумраку, смотрит. (Похож ли я на албанца, не знающего, что он албанец, на террориста, который живет по соседству?)

Верим: Да я, это… За водой. Златице.

Ладислав: Давай, давай сюда. У тебя вид человека, наступившего на говно. Ты что, вправду в говно наступил?

Верим: Да нет.

Ладислав: А ты кто Златице? Парень?

Верим: Нет, ничего такого. Просто друг.

Ладислав: Иди сюда и не морочь мне голову. Какой еще друг?! Мужчина не может дружить с женщиной… Если только ты не двустволка. А?

Верим: Нет.

Ладислав: Конечно, вижу я, что не такой. Это ты неплохо придумал. Всё друг, друг, а потом, хвать девушку за руку и в кусты! А? Что, я насквозь тебя вижу, да?

Раздается звонок.

Верим: Пришел кто-то.

Ладислав: Плевать. Я никого не жду. Уйдут. Наверняка свидетели Иеговы… А ты не дергайся.

Слышно, как кто-то царапается в дверь. Потом просовывает под нее бумаги.

Верим(поднимает лист): Почтальон.

Ладислав: Брось. Это счета. Мне никто не пишет. А кто вообще еще пишет? Есть телефон. Кто знает, что еще придумают. Письма станут совершенно излишними. Медленными. Никто больше не поймет романы в письмах.

Верим: Знаете, мне домой пора.

Верим останавливается. Кран удушающе подтекает.

Ладислав: Слушай, засранец, я хорошо таких знаю. Не злись, но ты — маленькая сволочь. Спокойно. Я ни в чем тебя не упрекаю. Я сам такой же. Что поделаешь. Ты маленький бедняга, а я — большой бедняга. Разве что ты еще можешь выкарабкаться, я же так и загнусь. Видишь ли, у тебя еще есть шанс победить в маленькой грязной войне. Война — гигиена для мира, мой мальчик. Ты думаешь (рыгает), зачем тебе война? Войн больше не будет. А если и будут, то с кем-то другим. Не так ли? Но ведь это же шанс. Если не умрешь… Что остается таким, как я? Жить, тем временем, в сале, в страхе. Все мое поколение — поколение евнухов. Наша жизнь — обычная гниль. Спроси отца. У тебя есть отец? Что делает твой отец?

Верим(удивленно): Спит.

Ладислав(уверенно): Вот, видишь. Единственное великое дело, которое человек может совершить в жизни — умереть молодым. А что остается делать нам, опоздавшим? Подыхать потихоньку. До ста дожить мечтают только трусы. Только молодость вечна… Ахилл, Иисус, Александр, или Есенин, Джеймс Дин…

Верим(тихо): Брюс Ли.

Ладислав(не слышит его): А что мне делать? Пить сырую кровь ягненка? Позволить пересадить себе юношеские железы? Сделать пластическую операцию? Загримироваться? Наложить на себя руки, пока не поздно?..

Пьяно жестикулируя, задевает рукой бутылку. Наливает.

Впрочем, «знаменитый» то же самое, что и «мертвый». Смерть и бессмертие легко перепутать. Слава — вечная жизнь, дружок, а это (хлопает ладонью по телевизору) пародия на Воскресение. Ты меня понимаешь?

Верим молча кивает головой.

Ладислав: Разумеется. Не понимаешь.

Златица(за сценой): Верим!

Ладислав: Вон, зовет тебя. Твоя подруга.

Верим с облегчением возвращается в комнатку Златицы.

Златица: Куда ты пропал? Я уж подумала, что ты совсем ушел.

Верим: Я с твоим Ладиславом…

Златица: Достал тебя?

Верим: Да нет. Это он что, прикалывается?

Златица: Наверное. Заметил, как он похож на Тито? Видишь ли, большинство людей на чем-то останавливаются. Мои предки, например, могут выносить только ту музыку, которую слушали в молодости. И это их выдает… Я никогда не состарюсь. Клянусь, не буду смешной, как толстая старая курица с двухэтажным начесом. Клянусь, что буду понимать своих детей.

Верим смотрит на висящую на стене фотографию Наталии и Ладислава.

Верим: По-моему, совсем не похож.

Златица: Как это? Посмотри на эти скулы и лоб. А если подгримировать, то вполне мог бы заменить его в твоем фильме. (Вздыхает). Эх, вот это жизнь! Восемьдесят восемь лет такой жизни! Какое счастье. Какая сказка. Какое кино.

Верим(слегка подлизываясь): Может, и ты оттуда.

Златица: Я? Я умру молодой.

Верим: Ты нас подслушивала?

Златица: Мне это снилось. Какой-то бас во сне рассказал мне об этом.

Верим(слегка испуганно, вздрогнув от экстрасистолы): Эх, если бы было так… Знаешь, что мне чаще всего снится? Как будто я умер, и все вокруг меня тоже умерло.

Златица: Смотри, какая у меня линия жизни короткая…

Верим: У тебя ладонь влажная.

Лицо Златицы искажается в болезненной гримасе.

Златица: Мне плохо.

Верим: Мне уйти?

Златица: Подожди, сейчас пройдет.

Поворачивается на бок, закрывает глаза. Верим сидит на краю кровати. Его тень на стене становится все темнее и темнее.

Златица: Мне уже лучше. (Отпивает глоток воды). Так на чем мы остановились?

Верим: Ты знаешь.

Златица: Я не говорила, что у меня глаза на затылке.

Верим: Как ты считаешь, кто победит в кроссе?

Златица: В каком кроссе?

Верим: В школьном. В День молодежи. Сашенька?

Златица: Я всего лишь маленький пророк. Мелочь. Мои предсказания никчемны. Пророчество — очень серьезное слово. Я, скорее, за предчувствие. Например, я точно знаю, кто из домашних проснется первым, ну, прочие безобидные вещи… А ты хотел бы победить?

Верим пожимает плечами.

Ненавижу бег. В нем нет никакого действия. Нет никакой цели. Это призрачное, пустое занятие. Бежишь и думаешь, как бы не упасть. Понимаешь? Мяч — он живой. Есть какая-то интрига. А здесь только скачешь, как потная лошадь в сбруе. Ненавижу бег. Никогда не любила. Я всегда считала это утомительным, бессмысленным.

Верим:(осторожно): Из-за сердца?

Златица прижимает ладонь к груди.

Златица: Говорят, в нем какие-то шумы. Но я его вообще не чувствую. У меня и вены с трудом находят.

Верим: А я, как лягу, оно стучит. Не шевелюсь и только считаю. Словно у меня внутри что-то под замком, что-то колотит кулаком. Какое-то существо без лица…

Златица: Дай мне руку. (Кладет руку Верима на свою мягкую грудь). Чувствуешь что-нибудь?

Верим: Нет… Правда, чуть-чуть. Будто вода капает… Или это я свое чувствую?