Сергей Носов - Хозяйка истории [В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем]

— Будь бдительным, следует переждать время, — сказал, сбавляя скорость, майор Веденеев. Я знал, чем он озабочен. Вчера вечером, сдавая в «секретку» свой номерной чемодан с дежурными записями по ходу экспериментов, он опечатал его, как и полагается, лично. Утром же получил с печатью режимной группы. Ночью заглядывали. Первый признак приближения глобальной проверки.

Мы подъехали к дому.

— Время покажет, — сказал я в тон Веденееву, желая подбодрить его.

Пожал ему руку. Он улыбнулся:

— Продержимся, друг.

Я вышел вон из машины.

Был чудесный майский вечер. Пахло тополиными почками. Дул ветерок. Влюбленные парочки сидели на скамейках. Над всей Москвой безоблачное небо! Скоро зацветет сирень.

Я смело вошел в подъезд. Посмотрел на часы и нажал, как обычно, решительно обычную кнопку пассажирского лифта. Не сомневаюсь, в этот момент и раздался первый выстрел, а за ним четыре еще. Он упал на асфальт.

Свершилось оно, покушение! Но не у нас, а в Америке! И не на Никсона. А на его конкурента.

Дж. Уоллес, губернатор штата Алабама, тяжело раненный психопатом, выбыл из предвыборной борьбы, словно ее и не было, а ведь тот несчастный безумец, напомню тем, кто забывает Историю, мечтал ни много ни мало застрелить Никсона!

Так вот на что указывала Е. В. Ковалева!

Ответственные за безопасность московской встречи смогут вздохнуть полной грудью спокойно!

А мы? — ответственные за другое?

О случившемся я узнал перед сном, когда поймал «Голос Америки».

Меры предосторожности уже были приняты мною. Я счел благоразумным, придя домой, сжечь все письма ко мне моей бывшей жены, их было одиннадцать. И хотя они не имели никакого отношения к предстоящему приезду Ричарда Никсона, это не было целиком лишено смысла.

Ибо утром действительно началась проверка. Меня вызвали к начальству.

В нашем Отделе, как оказалось, произошло ЧП.

Двадцать два года спустя (отступление). — Американцы не понимают, что у нас происходит. — Никсон снова в России. — Великий старец получает пощечину. — Зачем я хожу на митинги. — Наша последняя встреча. — Кипящая кровь. — Прощание с экс-президентом

Хочу позволить себе небольшое отступление. Уверен, читателя оно заинтересует как уникальное историческое свидетельство.

Хочу рассказать о моей последней встрече с Ричардом Никсоном. Предлагаю отвлечься от основной темы и перенестись далеко вперед, в другую эпоху — в 1994 год.

Многое изменилось в мире, особенно в нашей стране. Государство к этому времени сменило название, очертания границ, форму правления да и все остальное, что только может иметь государство.

Да и сами мы изменились.

Тронутый сединою, я уже давно не балуюсь штангой, но пробегаю по-прежнему три километра ежеутренне. Я поддерживаю себя в форме и пользуюсь неизменным успехом у слабого пола. Проблемы, если они и возникают, связаны исключительно с моей разборчивостью, усиливающейся с годами. Когда возраст поставил меня перед выбором: алкоголь или женщины, — я, не задумываясь, выбрал второе.

Но ведь я и никогда не был пьяницей!

Что же касается Никсона, то в тот год ему исполнилось 81. Он продолжал интересоваться большой политикой и оставался авторитетнейшим деятелем республиканской партии. Он вдохновлял меня, и не только меня, служа нам примером.

В первой половине марта экс-президент США снова посетил Москву, теперь уже с неофициальным визитом. Сорокатрехлетний Билл Клинтон, тогдашний американский президент, годившийся Никсону в сыновья или даже во внуки, радостно приветствовал желание патриарха американской политики увидеть еще раз Россию и разобраться на месте, что же в ней происходит.

Чтобы не задерживать зря внимание на описании внутриполитической российской действительности, попробую обозначить непринужденным пунктиром лишь ее слабые контуры.

В стране происходили события. Вице-президента Российской Федерации посадили в тюрьму, потому что он был активным приверженцем Конституции, которую президент Российской Федерации решительно отменил своим президентским указом. Однако незадолго до приезда Никсона в Россию Государственная Дума, как высший законодательный орган, не менее решительно амнистировала вице-президента в числе других лидеров антипрезидентских выступлений в защиту прежней Конституции и всех, вопреки воле президента, выпустила из тюрьмы. Итак, вице-президент оказался на свободе, но он уже не был вице-президентом, потому что эту должность президент у него отобрал.

Никсон, в чьи задачи входило изучение всего политического спектра российской реальности, конечно, не мог упустить случая, чтобы не посмотреть на выпущенного из тюрьмы вчерашнего вице-президента России своими глазами и не задать ему каких-нибудь интересных вопросов.

И тут разразился скандал. Сам факт беседы экс-президента США с экс-вице-президентом России настолько не понравился российскому президенту, что тот с присущей ему экспрессией в необыкновенно резкой форме публично отказал Никсону в запланированной ранее аудиенции. Миллионы телезрителей наблюдали гнев президента по телевизору, и я был среди них. Нелицеприятное зрелище, скажу откровенно. Общественное мнение, как на Западе, так и у нас — и в моем лице не в последнюю очередь, — испытало поучительный шок. Никсон был изумлен до крайности и оскорблен до глубины души. По сути, ему указали на дверь.

11 марта одно достаточно оппозиционное движение, не буду уточнять какое именно, — интересующихся отсылаю к прессе тех дней, — проводило свой очередной митинг возле Центрального парка культуры и отдыха им. А. М. Горького. Митинг проходил дисциплинированно. Народу много не собралось, хотя погода стояла приемлемая. Полагаю, сказалось неучастие в митинге ярких политических фигур, пренебрегающих, по своему обыкновению, мероприятиями местного значения. Женщины — правда, что-то не припоминаю молоденьких — были заметно активнее мужчин, но о численном преобладании тех или других утверждать не берусь. Что точно: было много пенсионеров. Я встретил знакомого отставника, мы поздоровались. Один за другим, как водится, выступали ораторы. Произносимые ими речи отличались изрядной смелостью, а если взглянуть глазами властей, предосудительностью в силу характерного пафоса. Я слушал их со смешанным чувством. Многое верно, но и неверно многое. Цицероны, вы научились хорошо говорить, думал я, но к чему призываете? И кто за вами пойдет? Где же кордоны конной милиции и почему не прорываются через них многочисленные толпы энтузиастов, жаждущих примкнуть к вашей команде? Лишь редкий прохожий замедлит шаг…

Словом, было бы неверно назвать атмосферу митинга духоподъемной, она была скорее гнетущей, и это меня печалило. Я шел сюда, надеясь на другое. Не за этим я прихожу на митинги. Увы, кровь моя не клокотала в жилах, не вырабатывался адреналин. Я подумывал уже уйти, но тут произошло почти сверхъестественное.