Славомир Мрожек - Дневник возвращения. Рассказы [Сборник]

В создавшейся ситуации она могла бы воспользоваться господином, который как раз обратился к ней со словами: «О, мадам», — либо в виде реванша по отношению к своему другу, уступи тот домогательствам ее приятельницы в случае, если чувства мужа приятельницы — в стадии первоначальной их проверки — показались бы той недостаточно сильными и потребовали решительного испытания, а уж тем более, если чувства мужа уже начали подвергаться таким испытаниям, — либо, чтобы в самом зародыше расстроить планы приятельницы относительно ее друга, доказав ей (а если бы она помимо первого своего друга имела бы еще и другого, второго — это явилось бы доказательством неопровержимым), что тот, первый, основной друг не так уж для нее и важен. К тому же, независимо от ее предположений, будто приятельница стремится испытать чувства своего мужа, соблазняя (только пытаясь, или уже фактически) ее основного друга, — она подозревала приятельницу также, или, если честно, прежде всего, если не исключительно, — в обыкновенной зловредности. И потому, соглашаясь, чтобы «О, мадам», то есть то, с чем сейчас обратился к ней незнакомый господин, имело дальнейшие последствия — она не только ничем не рисковала, но еще и приобретала широкие перспективы. Не говоря уже о том, что незнакомый (пока что) господин — в чем она была уже почти уверена — ей нравился.

«Который час?» — спросил господин и, получив ответ, удалился в неизвестном направлении.

— Расстанемся, — сказал я. — Хватит этой истории. Мы уже так давно вместе, пережили совместно множество приключений, но это длилось слишком долго, и мы сыты друг другом по горло. Так что, нечего скрывать. Я видеть вас не могу.

— Извини, — откликнулся Лис. — Но это я уже не могу на тебя смотреть. И на него, — добавил он и указал на Петуха.

— Я и сказал: друг другом. Так что первое не исключает второго, второе — третьего, а третье — ни второго, ни первого. Главное, что все мы пресытились этой компанией. Остается только разойтись.

— Хорошо, — согласился Лис. — Но кто от кого должен уходить?

— Вот именно, — поддержал его Петух. — Я согласен, но кто уйдет первым?

— Никто не уйдет первым. Мы все разойдемся одновременно.

— Невозможно, — возразил Лис.

— Почему?

— Если мы разойдемся все сразу, тогда кто останется, чтобы удостовериться, что нас здесь нет?

— То-то и оно. Кто-нибудь должен остаться, чтобы в этом удостовериться, — поддержал Лиса Петух.

— Тогда останусь я.

— О, нет, — воспротивился Петух. — Ты останешься, будто ничего не случилось, а я должен уходить? Не дождешься.

— Так будет несправедливо и по отношению ко мне, — заметил Лис.

— Ну, тогда уйду я, а вы оставайтесь.

Петух взглянул на Лиса, а Лис — на Петуха.

— И мне придется по-прежнему глазеть на эту лисью морду?

— И мне придется по-прежнему глазеть на этот дурацкий клюв?

— Ну, тогда останемся все вместе.

— Да, это единственный выход, — сказал Петух, немного помолчав.

— Да, это единственная возможность, — признал Лис, подумав немного.

— Но кто же тогда уйдет в другое место? — спросил я.

— Не переживай, — здесь мы, правда, будем вместе, зато нас не будет в каком-нибудь другом месте.

Александр Бытомский, старший официант ресторана «Экстра Люкс», упал, подавая гостям на галерее котлеты «деволяй», и вывалил котлеты на паркет.

Свидетелем происшедшего был, в частности, студент государственного кулинарного техникума Вавжоневич. Всего за час до этого Бытомский очень больно его пнул и унизил словесно в переходе из кухни в зал.

— Вот так, — сказал Бытомский как бы про себя. Затем он поднялся с пола и добавил:

— Я не нарочно, пан полковник.

Полковник Жниво, шеф департамента, посмотрел на него как бы в задумчивости. Он пригласил Мариолю, артистку балетного коллектива «Белый Орел», на ужин с предсовокупительной целью. И теперь, невзирая на собственную усталость и трудную ситуацию в стране, он решил, что обязан продемонстрировать перед нею свой потенциал.

— Ваша фамилия? — спросил он Бытомского.

— Я сейчас уберу! — воскликнул Бытомский и, пав на колени, уже намеревался подобрать голыми руками пропитанную маслом курятину, как вдруг…

— Нет, — воспротивилась Мариоля, которая уже была выпивши. — Прошу вас оставить.

— А? — обратился к ней Жниво именно с таким вопросом. Но она вместо ответа наклонилась, покачиваясь, над птицей и стала ее разглядывать, усиленно концентрируя на ней свое внимание. Бытомский оставался на коленях перед полковником, ожидая дальнейших указаний.

— Вижу победу социализма во всем мире, — объявила Мариоля. Жниво легким кивком велел Бытомскому отдалиться. — Вижу, как наш лагерь мира и социализма водружает свои знамена на руинах империализма и капитализма.

— Где вы это видите? — деловито спросил Жниво.

— Здесь, — Мариоля указала на курицу. — Я умею гадать по птицам. О! И еще кое-что вижу!

— Может, уже достаточно? — мягко предложил Жниво. — В принципе вы все увидели.

— Вижу мужчину на чем-то белом… вроде, на коне. О! Он как раз въезжает через ворота, я его откуда-то знаю…

— Откуда? — машинально спросил полковник.

— Сейчас, сейчас, где же это, такой красивый город, большая страна… Ага! Уже вижу, это Париж, он во Франции.

— Но кто?

— Вы. Да, теперь узнаю. Вы будете назначены губернатором Парижа.

— В этом что-то есть, — согласился Жниво. — Перспективы имеются. Хоть я и не верю в предсказания.

Тем не менее он жестом руки разрешил Бытомскому приблизиться и окончательно убрать котлету. О фамилии больше не спрашивал.

В тот же самый вечер Бытомский поколотил Вавжиневича в подсобном помещении.

Вавжиневич вернулся домой, но спать не лег, а принялся за изучение трудов благородно рожденного Бакунина, князя Кропоткина и сиятельного Сен-Жюста.

Приходский ксендз застал дома дьявола. Тот был в красной жокейской шапочке, сидел за столом и внимательно смотрел на человека — в данном случае ксендза. Ибо дьявол, в противоположность человеку, есть натура целеустремленная. Он не разрывается между добром и злом, но целиком и полностью посвящает себя злу, свободен от сомнений, что позволяет ему сохранять абсолютную концентрацию в любой ситуации.

Уже наступили сумерки, когда ксендз возвратился домой, исполнив все обязанности по вверенному ему приходу. Увидев дьявола, он вздохнул подобно дровосеку, который целый день валил в лесу сосны, а вечером увидел, что в его избе тем временем вырос дуб.

Однако из полученных знаний и собственного опыта он знал, что дьявол существует постоянно, то есть не подвержен никаким видоизменениям, приливам и отливам, усилению и ослаблению, ритму труда и отдыха, сна и яви. И потому ксендз не удивился настолько, насколько удивился бы дровосек, но только — и вот здесь сравнение с дровосеком вполне уместно — ощутил двойную усталость.