Милена Бускетс - И это тоже пройдет

Гильем привез с собой несколько ящиков овощей и зелени.

– Урсула! Прячь скорее, пока Бланка не увидела! – закричал он, завидев меня. – Не то все на помойку выкинет! Уж я-то ее знаю.

– Какой ты молодец, что приехал! – воскликнула я, и мы обнялись.

– Еще бы! Тебе будет над кем издеваться.

Я искренне ему обрадовалась. Уж он-то точно никогда не отправит меня в дом престарелых. Раньше, размышляя о том, стоит ли доверять тому или иному человеку, я задавалась вопросом: окажись он в годы войны в оккупированной Франции, стал бы сотрудничать с нацистами? Сейчас я ставлю вопрос иначе: отправит он меня в дом престарелых или нет? Или так: будь у него возможность, пошлет он меня на костер как ведьму? Ты часто повторяла – в свойственной тебе манере, когда не сразу поймешь, чего в твоих словах больше – лести или насмешки, – что в Средние века я не прожила бы на свете и пяти минут.

Дети завтракали на втором этаже перед включенным телевизором.

– С утра пораньше, и телевизор? – возмутился Гильем. – Да еще в такую прекрасную погоду?

Урсула фыркнула и продолжала спокойно пить кофе. Сегодня она нарядилась в тесную майку с тропическим рисунком. После душа у нее влажно поблескивали волосы. Урсула обладает замечательным качеством, особо ценимым теми, кто, как и я, терпеть не может иметь дело с нянями и домработницами, – она мгновенно становится членом семьи.

Из дверей кухни появилась Элиса в сопровождении Дамиана (с тех пор, как мы приехали в Кадакес, мы с ней ни минуты не провели наедине). Она несла поднос с чашками и тостами.

– Как дела, красотка? – кивнула она мне.

На ней было белое платье на бретельках, великолепные волосы рассыпаны по плечам, ногти на ногах все в тех же серебряных босоножках покрашены ярко-красным лаком. На щиколотке – тоненькая цепочка с крохотными колокольчиками. «Карибский стиль», – улыбнулась я про себя. Элиса обожает наряжаться и, меняя очередного кавалера, меняет стиль своих нарядов. «Хотя, если честно, больше всего мне хотелось бы ходить нагишом», – призналась она как-то с простодушием уверенной в себе красавицы, которая считает, что ни одно самое роскошное платье не сравнится с великолепием ее тела.

Дамиан вышел в серых, обрезанных выше колен джинсах, застиранной футболке и темно-синих кедах, обутых на носки того же цвета. Его запястье охватывал бронзовый браслет с бирюзой, который он носит не снимая. Однажды я попросила его дать мне примерить браслет, но Дамиан объяснил, что надел его давным-давно, когда жил на Кубе (это был подарок от девушки, с которой они потом расстались), а снять так и не смог – рука стала шире, и браслет застрял намертво. Я познакомилась с Дамианом раньше, чем с Элисой, – на презентации поэтического сборника молодых кубинских авторов, куда меня пригласил приятель. Дамиан – человек сдержанный, спокойный и ласковый. Любит женщин, любит выпить, не прочь побаловаться травкой, но, насколько мне известно, не злоупотребляет ни первым, ни вторым, ни третьим, а главное – не афиширует своих пристрастий. Славный парень, хотя… Не могу сказать, что хорошо его знаю. Вообще по-настоящему узнать человека можно, только если вынужден просить его об одолжении. Или если ставишь его в ситуацию, когда ему приходится выбирать, выступить за тебя или против (рано или поздно такое случается с каждым). Зато я знаю, что Дамиан в разговоре всегда смотрит тебе в глаза, ко всем относится доброжелательно и никогда ни о ком не сказал дурного слова. Смеется он охотнее, чем говорит, а уж если заговорит, то начнет излагать какую-нибудь путаную общественно-политическую теорию, в смысл которой лучше не вникать – все равно ничего не поймешь. Не удивлюсь, если выяснится, что он не верит в то, что американцы действительно побывали на Луне, и считает всю эту историю ловким обманом.

При высоком росте и худобе он производит впечатление мягкотелого, если не рыхловатого – в его чертах напрочь отсутствуют прямые линии и острые углы, которые так привлекают меня в мужчинах. В нем нет ни надломов, ни горделивого самолюбования – ничего, что выдавало бы в нем боль понесенных утрат или свидетельствовало о бушующих в душе ураганах. Он не засматривается на небеса, довольствуясь потолком, особенно если это потолок спальни. Элиса со мной не согласится – ей Дамиан представляется сошедшим с Олимпа божеством, неотразимым донжуаном, соблазнившим как минимум половину женского населения нашего города. Любовь (Элиса яростно отрицает, что влюб-лена в Дамиана, и твердит, что он – не более чем ее очередной бойфренд, что само по себе лишний раз доказывает: она влюблена в него как кошка) заставляет нас видеть любимого в искаженном свете, наделяя его достоинствами, которыми он не обладает. Давно пора зарубить это себе на носу, но не тут-то было: стоит в моей жизни появиться новому мужчине, и я опять готова поклясться, что он – самый красивый, самый сексуальный, самый умный, одним словом, самый лучший в мире человек, даже если на самом деле он урод и придурок.

С прогулки вернулась София – в немыслимой соломенной шляпе, формой напоминающей перевернутый кулек со срезанным концом и украшенной черной лентой, огромных солнечных очках и черном платье с тесемками под горлом, подчеркивающем хрупкость плеч и ключиц. В одной руке она сжимала ладошку Дани, а в другой несла бутылку французского шампанского.

– Смотрите, что я нашла!

При виде Гильема она прикусила язык. Удивление на ее лице сменилось любопытством, заинтересованностью и, наконец, восторгом.

– Шампанское, надо же! – насмешливо произнес он. – Лучше бы виски купила. Шампанское пьют одни тупые пижоны. Правда, Урсулита?

– Не знаю, сеньор Гильем, – расхохоталась Урсула. – Я не пью.

– Да уж конечно! – не поверил Гильем. – В этом доме надо с вечера отмечать фломастером уровень жидкости в каждой бутылке, иначе жди беды.

– Я купила шампанское, потому что узнала ужасную новость. Умер мой гинеколог.

– Да что ты?! – ахнула я. – Сочувствую. Это серьезная потеря.

София села за стол и погрузилась в печальную задумчивость. Ну надо же! Я и не подозревала, что она так привязана к своему гинекологу! Может, она и черное платье надела в знак траура?

– Вы только представьте себе, – сокрушенно вздохнула она, – умер мужчина, чьи руки первыми залезли мне сами знаете куда.

Так вот в чем дело! У меня словно гора с плеч свалилась.

– Да, мы все стареем, – философски заметила Элиса.

– Лично я чувствую себя прекрасно, – возразила София. – Лучше, чем когда-либо.

– Ладно, Пош, давай сюда бутылку. Суну в морозильник. Мы понимаем, что ты огорчена.

– Как он меня назвал?! – в возмущении повернулась ко мне София.

– Пош – это пижонка из группы Spice Girls , – пояснила я.