Канта Ибрагимов - Стигал

– Впредь за этот блокпост вам въезд запрещен.

– Почему? – развел я руками.

– Вы нарушили порядок – летали… Мы к вам проявили снисходительность. Благодарите.

Я поблагодарил – за то, что они сами поймали мне здесь же попутку до Грозного. И когда я уже уселся, в машину заглянул чтец:

– Ваша, прости. Скоро выборы. Наш, молодой, будет Президентом, и тогда… а сейчас, прости, – захлопнул он дверь.

В Грозный я прибыл под вечер. Первым делом купил на завтра, на утро, билет до Москвы, обрадовал sms-кой Шовду и поехал в больницу к участковому. Как заведено у чеченцев, у больницы круглые сутки дежурят его родственники и друзья. Он в реанимации, и его состояние хуже. Рана на шее серьезная, задет какой-то нерв, и он не приходит в сознание. Я переночевал у знакомых. Рано утром поехал в аэропорт, зарегистрировался и уже был в накопителе перед посадкой, как меня позвали обратно в зал – сестра участкового, вся красная, встревоженная:

– Не могла не сказать – брат пришел в себя, тебя зовет… Но ты улетай, Шовда ждет. Ей привет… Врачи сказали – теперь поправится.

Она меня отговаривала, но я, не раздумывая, помчался в больницу. Меня пустили в реанимацию, доктор разрешил всего на пару минут. Участковый весь перебинтован, не узнать. А меня он узнал. Здоровой левой рукой схватил мою руку. Оказывается, теперь и он говорить не может. Жестом показал. Я подал свой блокнот и ручку. Он коряво вывел: «Тайник. Оружие».

«Какой тайник?» – быстро написал я.

«Твой».

«Сын показал?»

«Я выследил».

Я потрясен, всем потрясен. А он показал, надо, мол, перевернуть листок, и написал: «Хочешь – улетай. Но лучше летать! Тебя ведь зовут Стигал!». Больше он писать не мог; закрылись глаза, выпала ручка. Меня попросили выйти.

Мой маршрут однозначно теперь изменен. Меня бы и односельчане довезли, но их жаль подставлять. И я не хочу, чтобы кто-либо знал. Думал – на такси, но пугает блокпост. Можно было, не доезжая до блокпоста, из такси выйти и обойти заслон пешком. Но это риск – мины. И тут меня просто осенило: я попросил у одного нашего односельчанина-тракториста телефон – врял ли он на прослушке – и написал sms полковнику: «Это Стигал. Специально иной номер. Сможете помочь?».

«Чем?» – пишет он.

«Из Грозного до дома доехать».

«У вас нет денег?»

«Деньги есть, блокпост на пути», – как есть, пишу я.

После некоторой паузы полковник ответил: «Понял. Ваше расположение?».

«9-ая горбольница».

«Ждите минут 25».

Я стал с нетерпением ожидать, а тут вновь sms от полковника: «На поляну приедете? Я здесь».

«Конечно, нет».

«И правильно. Тоска. Тупость. Пьянь… Про деньги… Я уезжаю с гулянья. Что еще нужно?».

«Нет. Огромное спасибо!»

А он почему-то ответил: «Счастливого полета! У вас и имя красивое и обязывающее: Стигал – Небо – Полет!».

По номерам и внешнему виду я сразу же определил «уазик» пограничников. Вся машина затонирована, никого не видно, я сходу открыл заднюю дверь и сел. Впереди двое военных. Они поздоровались и сами указали маршрут. Я в ответ промычал. Скорость впечатляла. Ни на одном блокпосту даже не остановили. Ровно три часа пути, и я всю дорогу рассчитывал план своих действий. Мы проехали центр нашего села. Но до моей хибары я не доехал, попросил довезти до последнего подъема, у поворота остановить. Иначе могли прямо с поляны эту машину увидеть и, конечно, услышать. Хотя последнее навряд ли – по всему ущелью рев какой-то дешевой попсы. Мне кажется, полковник специально уехал с поляны и с какой-либо вершины, может, наблюдает за мной. Но это меня уже не интересует, и он не помешает, лишь бы нукеры внучка меня не засекли. Первым делом я зашел в хибару – надо было взять штык-нож, чтобы плиты раздвинуть. После этого я полез вверх по склону. Солнце уже садится, прямо в спину светит: жарко, весь вспотел. Себя корю – как я снова не догадался хотя бы из любопытства свой тайник проверить? Знаю – это память о сыне, он здесь часто бывал – больно. Но сейчас час расплаты настал. Сразу видно, что не я и не мой сын здесь были последними. Очень все неряшливо, и пройдись кто здесь – сразу бы обратил внимание. Правда, сейчас это даже к лучшему: быстро я валун отодвинул, заглянул – вот оно! Мое оружие! Оружие возмездия!

И бросил участковый все здесь не как положено – не в смазке, без целлофана и мешковины. Но это сейчас во благо – время терять не надо. Я не стал брать прибор ночного видения с батареей – тяжело, и даже глушитель не взял. Зато взял весь боезаряд – как в сына стреляли, весь в ход пущу. А солнце не остановить, вот-вот опустится до одной из вершин, я же лишь спустился к хибаре. До моей «лежки» идти – времени в обрез, да и риск, могут заметить. А от дома стрелять – далеко, но я ведь пристреливался. Без глушителя можно, и я так жажду, уже готов – прямо из дома, чуть приоткрыл окно. Но вижу не все. Что-то ранее не учел, а сейчас – поздно. И тут вспомнил о чердаке. Позиция выше, и гораздо лучше все видно. Но так стрелять нельзя – у меня лишь один шанс, а руки от пота мокрые, дрожат, сердце колотится, дыхание все собьет. Я знаю, что надо успокоиться, осмотреться, все привести в порядок и пока просто наблюдать. Я лиц не различаю, зато полная картина передо мной, почти всю поляну вижу. Вроде я в порядке, и руки тщательно вытер какой-то брошенной здесь мешковиной. И, наконец-то, оптику навел, навел долгожданный прицел на его рожу, но его башка пьяная все вертится, и он сам туда-сюда мечется – орет, то хохочет, то танцует. А тут он и вовсе под навесом исчез – появился, вновь исчез. Нервы мои – на взводе, расстояние – предельное, солнце вот-вот сядет, а тогда температура резко спадет, и начнется ветер. На такой дистанции скорость пули под конец ослабнет, и ветер ее с курса собьет. Я все это понимаю, боюсь нечаянно на курок нажать, а надо. Хочу! Должен! Столько мечтал! И вдруг вся поляна в пьяном восторге словно взорвалась. Долгий сигнал, подъезжает машина. Все бросились навстречу, мой внучок во главе. А из машины выходят три девушки – красавицы. Всех трех он поочередно обнимает, в щечки целует. Я четко вижу расплывшуюся в довольстве его морду, и прямо жажду нажать курок, но нельзя – на таком расстоянии цель должна быть статична. Это без сомнения, и я еле-еле сдерживаюсь. А там женщины, всякое может быть, вдруг вовсе в вагончике уединятся… Однако мне повезло. Ведь должно же и мне когда-нибудь повезти!? Это мой любимый внучок – я по губам понял – дал команду музыку убрать. А следом я уже слышу его сытый, пьяный, командный клич:

– Все к столу!

Он во главе. В его руках огромный бокал. Услужливый нукер, кажется, тот, что меня «выселял», до краев наливает коньяк. Я даже название вижу – «Хеннеси». Бокал поднимается. Он тост говорит. Что говорит, я не слышу, и не надо. Главное – на застывшую цель я убийственный крестик навел. От движения его скул тонкая мембрана виска легкими волнами колеблется – как маячок для моей пули. Ну, теперь как положено: глубокий вдох, дыхание затаить, очень плавно палец согнуть… Не смог, как и в тот раз, не смог, ствол опустил. Не могу я в дядю Гехо стрелять. Это он. Точно он. Его бородатый профиль. После этого выстрела меня убьют. Предстану я перед дядей Гехо. Что я ему скажу? Отомстил. Подонком оказался твой внук… А он действительно подонок.