Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

Солдаты начинают смеяться. Я поднимаюсь от Кырстеску и говорю:

– Пьертэнару, Лазэр и Пал! Вы все трое – плотники. Как и Кырстеску. Скажите быстро, что вы пили в этот вечер и у какой цыганки брали. Если у той, что со светлыми волосами, значит вы сели в лужу, потому что она делает палинку [38] Крепкий напиток, перегоняемый из фруктов. из метилового спирта. И делится тем, что берет с вас, с участковыми милиционерами на углу улицы. Ну, говорите!

Но солдаты клянутся, что не пили ничего. Кырстеску приходит в себя, и ясно, что у него был шок из-за отсутствия воздуха. Говорю им, чтобы держали окна и двери открытыми, иду к себе в комнату и снова ложусь в постель. Засыпаю мгновенно.

Час дня. Собираю людей в просторном холле на первом этаже Дома. Строю их в колонну и спускаюсь с ними на стадион, чтобы идти на обед. Командование части уже собралось там. Все руководство в полном составе.

Перед строем военных, крылья которого упираются в проволочные заборы бывшего стадиона, стоит примерно в пятнадцати метрах от него командир части в сопровождении штаба. У подполковника Сырдэ Марина лицо осунувшееся, несколько театрально он держит руки за спиной. Между ним и массой военных (то есть нами) играют в футбол две команды гражданских, работающих в Доме. Фактически их труд в Доме сводится примерно к этому – игре в футбол на деньги. Борьба очень напряженная. Большими усилиями со стороны нашего руководства игру удается прервать, несмотря на протесты и гиканье «спортсменов».

– Начинайте перекличку! – приказывает начальник. – Имейте в виду, что некоторые товарищи проведут сегодня проверку всех военных. По зернышку, поголовно. Вот они уже и идут.

Ропот и шевеление проходит по рядам.

– Офицеры! Офицеры, вперед! Начальники взводов, тоже вперед! – кричит кто-то.

Потом другой голос:

– Все – с удостоверениями личности в руке! Будут проверяться личные фотографии и документы.

Я считаю своих людей. Отсутствуют двое. Один в лазарете, больной, а Замфиреску я оставил дневальным у материалов, которые мы используем в работе наверху, в Доме. Ищу глазами тех, что из Телеормана, о которых знаю, что нередко они отстают от взвода, но все – в строю: Кистол Ионел, Мирча Думитру, Дину Ион… Петку Ионел из Вранчи и Беженару Раду из Галаца только что вернулись вчера из увольнительной и попали вовремя. Гейци Николае из Караш-Северина ссорится с Херпергером Яношем из Орадя из-за одной и той же защитной каски, которую они оспаривают уже две недели, а Михалча Георге и Порумб Ион, оба из Бакэу, пытаются их помирить. Кэлин Николае и Барой Павел из Горжа курят за строем тайком, арадцы Могошан Тудор и Шандру Алдя спрашивают меня шопотом, уже в третий раз, застрелит ли нас секуритате или нет, Геици Петру из Бихора зевает, Серецан Ионел из Бистрицы чешет в ухе, вылчане Попа Илие и Тэнасе Ион вытягивают шеи, чтобы получше видеть поверх голов, что происходит на плацу, бузэузцы Бэкану Георге, Раду Константин и Бузой Петре ссорятся позади строя из-за занятых в долг денег (кем у кого, не знаю), Захария Ион из Нямц, Агришан Флоря из Бистрицы и Фрэцилэ Ион из Праховы спрашивают меня, долго ли будет продолжаться перекличка, и все мне говорят хором, что хотят есть.

На этот раз проверку проводят офицеры секуритате. Или, во всяком случае, нам так говорят. Это несколько человек с седыми волосами и атлетического сложения. Носят на форме синие петлицы. Честно говоря, это дело оставляет нас равнодушными, пусть нас приходит проверять хоть КГБ. Один из них сухо спрашивает меня о личном составе взвода по контрольному списку: присутствующий личный состав и отсутствующий. Отвечаю так же сухо. Подходит еще один. Эти двое берут у меня тетрадь присутствия из рук и начинают проверку военных. Их сноровка вызывает зависть. Почти за две минуты они заканчивают.

– Скажи еще раз, какие военные отсутствуют, – говорит один.

– Солдат Кырстя Георге из Вылчи, который заболел, и солдат Замфиреску Георге, тоже из Вылчи, из Балшоарэ; этот дежурит наверху, в Доме, с материалами.

Он записывает мое имя. Взгляд одного из них задерживается некоторое время на мне. Потом эти двое переходят к другому взводу. Эффективны и холодны.

Проверка присутствия всей части продолжается почти два часа. Стоя на одном месте, люди волнуются, усталые, недовольные. Пытаюсь спросить что-то у командира роты, но Паскал делает мне знак оставаться на месте. Спрашиваю у Гафтоне Октавиана из Бистрицы, закончила ли их команда класть мозаику на отметке «9» снаружи.

– Надо бы еще трех человек, – говорит Стэнеску Николае из Вылчи.

– Тогда возьмите Булэу Саву из Праховы, Кирибуцэ Думитру из Ясс и Стрымбей Василе из Тимиша.

– Я работаю с Бокотаном Леонтином из Албы и Мэрэчине Сабином на укладке плитки на отметке «38», – говорит Стрымбей.

– Тогда пусть с вами пойдет Вэкэреску Михай из Вылчи, Тудоран Александу из Бистрицы и Лэкэтуш Думитру, тоже из Бистрицы, который и так не очень-то перерабатывает.

– Я, товарищ лейтенант? – протестует для проформы Тудоран. – Я самый трудолюбивый из всех.

Наконец перекличка заканчивается. Те, что нас проверяли, исчезают. Резервисты начинают подавать голоса («Нам хочется есть!»), но командир части бросается на них и заталкивает их назад в строй. Потом возвращается на свое место. Требует тишины и говорит:

– Будьте внимательны! Произведена проверка людей. Я бы не хотел оказаться в шкуре командиров взводов или рот, у которых отсутствуют люди. Мы располагаем данными, что военные (как срочники, так и резервисты) получают от своих командиров увольнительные или разрешения, сверх законных увольнительных, которые предоставляются один раз в сорок пять дней, как для кадров, так и для военных. У нас есть информация, что существуют военные, которые отказываются работать по воскресеньям! Военный-резервист, младший офицер или офицер, который отказывается выходить в воскресенье на работу, будет привлечен к ответственности! Не играйте с огнем! Внимание, кадровые офицеры! Принято решение в Великом Национальном Собрании! Каждый год, проработанный офицером или младшим офицером в народном хозяйстве, в сельском хозяйстве, на шахте, на комбинатах или на стройках страны (особенно, на стройках!), при выходе на пенсию вам будет засчитываться за два года стажа. То есть проработал год на стройке – на пенсии вам будет считаться как два года трудового стажа. Если ты проработал четыре года, эти четыре года будут равняться восьми.

– Ма-а-амочки, – шепчет старшина Рэгэлие у нас за спиной, – значит, что я, имея пятнадцать лет в народном хозяйстве, в следующем месяце выхожу на пенсию.

– Здрасьте, – говорит капитан Шанку, не оборачиваясь, – для таких, как ты, были изобретены смертные случаи.