Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

– Без всякого сомнения, – отвечаю я, глядя капитану прямо в глаза, без улыбки и с заученной экзальтацией. – Мне даже зарплата теперь не нужна. Только немного еды и бутылка с водой. Посторонитесь, я уже чувствую непобедимое желание подняться на стройку.

И делаю большой шаг наобум, затем остаюсь в раскоряченном положении, а Панаит вскрикивает, притворяясь, что напуган:

– Быстро, остановите его!

– Смотри, не опрокинься! – озабоченно роняет Шанку.

И все взрываются от хохота.

Капитан Костя с любопытством подходит к старшине, который впечатывает номера, и с крайней вежливостью спрашивает его, как будто он вошел в фотоателье:

– А фотографии в профиль и анфас вы нам сделаете, товарищ старшина?

И снова мы взрываемся от хохота – факт, который не может укрыться от глаз капитана контрразведки, так что он собирает нас возле забора из плетеной проволоки, ограждающего стадион. Он тоже пытается шутить:

– Смотрите, как красиво на вас смотрится…

Но на этот раз никто не смеется. Никто не комментирует. В группе опять воцаряется молчание. Смотрим, как облака медленно плывут к югу на синем небе. У нас пропало все веселье.

– Уважаемые товарищи, – говорит контрразведчик, – эта мера была принята в целях лучшей организации труда на стройке. О чем я вас прошу – это не интерпретировать. У кого-то есть что-нибудь доложить?

Нет, никто не хочет ничего докладывать. А с чего бы у нас было что-то? Ведь ничего не случилось. Нам напечатали лишь несчастный номер на блузу, над карманом. И что с того? Разве не ходят по министерству и по частям все полковники и генералы, нося свои удостоверения на груди, подобно тому, как коровы носят свои колокольчики, привязанные цепочкой к шее? Разве не идет генерал Миля на прием к Верховному главнокомандующему с большой карточкой, болтающейся у него на груди, на которой есть его фотография и рядом с ней надпись крупными буквами: «Василе Миля, министр обороны СРР», – как будто никто не знает, кто он такой? Может ли на свете существовать более глупое и более бесполезное изобретение, чем это?

Следовательно, зачем нам заниматься интерпретациями того, что с нами произошло? А-а-а, если бы этот номер нам выжигали на лбу раскаленным железом, возможно, тогда было бы другое дело. Но так? Нет, капитан контрразведки, твой номер ничего не отнимает у наших душ, ничего не меняет на «Уранусе», может, он приснится нам во сне, но жизнь идет вперед, закон устанавливаете по-прежнему вы, а дворцы будем возводить по-прежнему мы.

От полковника Дрэгича, которому было противно здороваться с нами за руку, от майора Гурешана, который разувал все офицерские кадры полка Пантелимон и заставлял их проходить по плацу, чтобы видеть, соответствуют ли «регламенту» их носки, то есть все ли они цвета хаки, а не какого-то другого, – от них и им подобным мы научились тому, что значит молчание и упорство смотреть в святую землю родины.

Позже мы добираемся до столовой и едим. Должны есть. И в нашей общей еде, с ее таким же невозможным вкусом, подаваемой на тех же убогих подносах, в тех же алюминиевых мисках с помятыми краями – во всем этом мы ощущаем неоспоримое преимущество системы социалистического равенства, подавляющее ее превосходство над бесчеловечным капиталистическим империализмом, в трестах которого люди работают, как рабы, с утра до вечера и достоинство которых растоптано горсткой олигархов.

Мы знаем, что скоро капитализм буден выброшен на свалку истории, потому что не уважает человека, игнорирует его нужды и запросы, держит его в средневековом мистическом мраке неграмотности, отрывает его от семьи и не признает за ним никаких заслуг. Там кучка бандитов, которые обладают властью, присвоили себе все рычаги принятия решений в государстве и издеваются над массами. Ничего подобного не существует при социализме.

При капитализме рядовые люди не владеют ничем, а преступная группа владеет всем. Наемные рабы едят в грязных столовых, груз их нищеты и изнуряющий труд превращают их жизнь в ад, в котором им дела нет до политики или демократии, там политика и демократия являются уделом узкой клики военных, которые в сговоре с горсткой миллиардеров творят свои игры в государстве. Но при социализме подобного не встретишь. Социализм – это первый строй, который упразднил эксплуатацию человека человеком, и первое общество, в котором люди равны между собой и являются братьями.

В ясное майское утро покончил самоубийством старший лейтенант Чердан. Когда огненные волны солнечного восхода достигли земли, он бросился с лесов вниз, так, как бросаются в морские волны в день отпуска. Гражданские, которые были наверху, на отметке, и видели его, сказали, что перед этим он взбежал на два этажа выше, как будто спешил на встречу со смертью и не хотел заставлять ее слишком долго ждать. Он никому ничего не сказал, не оставил после себя ни записки, ни объяснений и даже крови потерял не слишком много, когда разбился в лепешку, – словно ему вдруг стала отвратительна эта жизнь и этот мир, и он отправился искать другую, лучшую жизнь с более чистыми и менее пыльными дорогами, чем те, по которым он ходил на «Уранусе». Единственная похоронная речь по случаю его смерти была произнесена Михаилом перед строем во время сбора: «Одним потенциальным пенсионером стало меньше, вот так!»

Чердану не суждено было дожить до пенсии, но Михаил однозначно не пропустит момента выхода на пенсию.

Нам не довелось увидеть Чердана – не разрешили. Место было сразу оцеплено секуритате. Я видел только издали машину «скорой помощи», которая его забрала, и на другой день – двух солдат, которые несли на плечах гроб к воротам. Нам вообще запретили говорить о нем. Никто не знает, есть ли у него невеста, жена или ребенок, мать, которая его оплакивает, или старый отец, который бы разыскивал его у ворот казармы, где, как говорит Кошбук в своем стихотворении, «старый капрал отворит ему дверь» [55] Строка из стихотворения «Трое, Господи, все трое» Джордже Кошбука (1866–1918) о трех сыновьях, вернувшихся с русско-турецкой войны. , и скажет, что сын его погиб, не будучи сражен пулей в долинах Смырдана или пронзен ятаганом в грудь, а бросившись со строительных лесов. Кошбук не мог бы себе вообразить ничего подобного, Ребряну бросил бы профессию писателя и не закончил бы «Лес повешенных» [56] «Лес повешенных» (1922) – роман Ливиу Ребряну, посвященный событиям Первой мировой войны ( прим. ред. ). , если бы услышал об этом.

Это происшествие произвело на нас гнетущее впечатление, так, как бывает иногда в осенние вечера, когда мы находимся на лесах и дует ветер, смешанный с дождем, а свет спешно покидает нас, уступая место темноте.