Ирен Роздобудько - Пуговицы

И только благодаря ему!

Равнодушие Энжи вывело его из себя, снизило градус решительности.

— А разве нет?! — сказал он.

— Не помню такого. Мне вообще ничего не хотелось продавать. Деньги меня не интересуют. Просто надо же было чем-то отблагодарить Джоша. Он столько лет меня терпит…

— Может быть, пора положить конец его терпению — совместными усилиями?

Он впервые осмелился произнести такое.

Впервые хотя бы намекнуть на возможность такого «общего», хотя бы таким забавным образом. Чтобы она посмотрела на него не как на специалиста, коллегу мужа, аукциониста, а как на того, кто может дать ей больше, чем она получает в скучном и надменном Сан-Диего.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно спросила она.

Збышек едва не ударил себя по колену: ну какие могут быть намеки?!

На нее надо дышать, как на стекло! Подышать, протереть велюровым лоскутком и положить в карман. Как очки. Или камень в… двенадцать каратов. Или…

Или говорить все прямо и жестко, так, как есть. Так, как он решил.

Без обиняков. Прямо.

Он залпом выпил вино, вытер салфеткой рот, чтобы он не казался влажным и оттого — безвольным, и накрыл рукой ее сомкнутые на коленях ладони.

— Послушай меня, Энжи… Мы знаем друг друга больше пяти лет. Я дал тебе работу, которую ты никогда без меня не получила бы. Я действительно хотел, чтобы ты стала независимой. Теперь ты независима. И можешь быть свободной. Жить, как хочешь.

Она посмотрела на него с удивлением, устало и невнимательно.

— У меня сегодня был не лучший день, — сказала она. — Наверное, я плохо тебя понимаю. Или не понимаю совсем. Извини.

— Да, думаю, не понимаешь. Хотя меня это не удивляет. Но, честно говоря, раздражает. Ведь… — Он махнул в воздухе рукой, мол, говорить так говорить, и добавил: — Ведь это обидно. Любить женщину, которая этого совсем не замечает!

Она опустила голову.

Ее руки начали расправлять салфетку, сметать со стола невидимые крошки, сворачивать и разворачивать край накрахмаленной скатерти.

Он с тревогой следил за этими движениями и со страхом ожидал ее первых слов.

Наконец она произнесла:

— Хочешь, я верну тебе все деньги?

Если бы у него во рту была еда, он подавился бы!

Какой замечательный выход — «верну деньги»!

И ни слова о том, что он сейчас решился сказать.

— Речь не о деньгах! — нахмурился он. — Ты очень умна, Энжи. Ты умнее, чем кто-то может подумать, глядя в твои беззащитные глаза. Не избегай истины. Я сказал, что люблю тебя. И, умоляю, не делай вид, что не понимаешь меня. Ты не могла этого не знать! Но если не знала — узнай сейчас и что-то реши.

— Решить? Что я должна решить?

— Расстанься с Маклейном. И выходи за меня. Мы больше подходим друг другу. У нас общее дело. Общие интересы. Я давно думаю об этом. Я уверен, это будет правильно.

Она рассмеялась.

Она просто-таки разразилась смехом, страшнее которого для него мог быть только взрыв где-нибудь поблизости, как это произошло здесь в сентябре 2001-го.

— Ты серьезно? — услышал он сквозь смех.

У него еще был шанс расхохотаться в унисон и свести все к небрежной шутке, приправив ее парочкой комплиментов, сослаться на выпитое, перевести разговор в другое русло.

На мгновение он засомневался, не сделать ли именно так.

Но это было лишь мгновение.

Она не могла разрушить планы, которые он вынашивал последние два года.

Поэтому продолжал жестко и лихорадочно:

— Я все решил, Энжи. Тебе стоит только кивнуть — и я все сделаю сам. Тебе не придется вести разговоры или собирать вещи. Я дам тебе гораздо больше, чем ты имеешь. К тому же мне кажется, что ты не любишь Джоша. Ты не приспособлена к такой жизни. У тебя другое предназначение. Ты даже не представляешь, на что способна! Это знаю я. Просто поверь мне. А доказательства я приведу позже. Когда мы будем вместе.

Она медленно поднялась из-за стола:

— Если я тебе ничего не должна, Збышек, думаю, я могу идти? У меня завтра утром самолет. Я устала и хочу лечь.

Его поразило ее нежелание даже обсудить предложение.

Никакого интереса.

Удивления.

Возмущения.

Всего того, что могло привести к бурным эмоциям и, наконец, к выяснению отношений. Просто так развернуться и уйти! Странная женщина. Действительно — странная…

И тем более привлекательная.

Ему не нужно ничего обычного! Поэтому Збышек Залески решил идти до конца.

Властно взял ее за запястье, потянул вниз:

— Сядь! У меня еще есть что сказать тебе, Энжи Маклейн!

Она присела на край стула.

— Дело серьезное. Поэтому буду откровенен…

Он не решался взглянуть ей в глаза.

Но заставил себя смотреть прямо.

— Я слушаю, — холодно сказала она.

— Я не продавал твои гобелены на аукционах!

Как в воду нырнул.

И она, эта вода, оказалась ледяной или — такой горячей, что он не почувствовал разницы между холодным и адским.

Она взглянула на него и выпрямила руки на столе, как школьница. Ничего не спросила, но смотрела требовательно и внимательно.

Он вынырнул и снова набрал полную грудь воздуха.

— Да. Все гораздо сложнее. И может еще усугубиться, если ты сейчас неверно меня поймешь. Поэтому будь внимательна…

Он перевел дыхание и продолжал говорить:

— Итак, я их не продавал! То есть — не продавал именно твоих работ. Я продавал оригиналы! То, что ты за них получила, — десятая доля того, что мы получили вместе!

— Не понимаю… — сказала она.

— Конечно, как ты можешь понимать? — улыбнулся он. — Тебе и не нужно ничего понимать, Энжи. Об этом позаботился я. Наши заказчики — люди, которых я, конечно, тебе не назову. Но они платят. И хотят платить еще. У нас впереди — куча совместной работы.

— Ты хочешь сказать, что украл для них оригиналы работ? — вскрикнула она слишком громко, и он вынужден был осмотреться, нет ли поблизости лишних ушей.

— Тихо!

— Я тебе не верю.

— А откуда ты знаешь, кому верить, а кому — нет? — улыбнулся он.

Она ухватилась за виски, потерла их — за ними начиналась та пульсация, которой она так боялась.

— Я пойду в полицию, — наконец тихо сказала она.

— Хорошо, — сказал он, — иди. Но имей в виду: в Анже среди шестидесяти четырех оригинальных Аррас вот уже пять лет висит одна подделка, которую еще никто не разоблачил. И не разоблачит до тех пор, пока я веду там научную работу и мне верят. А в замке Арундел, где я работал последний год, также экспонируется работа начала семнадцатого века. И ни одному ученому или посетителю в голову не придет проверить ее авторство! Пока я сам не обращу на это внимание уважаемого дворянства. Но тогда я вызову полицию и экспертов. И всячески помогу следствию. Ведь вспомню, что такая ничем не примечательная иностранка Энжи Маклейн из Сан-Диего и ее муж, кстати, известный искусствовед, который имеет доступ к раритетам, очень интересовались всем, что касается этих шедевров. Вас узнают и там, и там. Ведь, вспомни, вы же ездили и во Францию, и в Англию, чтобы посмотреть на оригиналы. Вас узнают. Я об этом позаботился. Но я бы не хотел доводить дело до пожизненного заключения или электрического стула, Энжи. Ты слишком нужна мне.