Наум Ним - Юби: роман

– Хорошее дело, – мечтательно протянул Недомерок, но вошел в разум. – Не пойдет.

– Это почему же – не пойдет? Столько раз получалось, столько народу по этому трафарету ликвидировали, а тут – не пойдет…

– То было в годы нарушения социалистической законности, а сейчас совсем другое время.

– А требуя писать, чего не было, мы эту законность не нарушаем?

– А ты пиши, что было.

– Тогда и писать нечего – ведь ничего не было.

– Не может так быть, чтобы ничего не было. Чего-нибудь да обязательно было.

– Знаешь, капитан, не хочешь про парад – диктуй сам, про что хочешь.

– Я не могу диктовать. Ты же у нас секретный агент, а не я. Включи фантазию.

– Так включить фантазию или про то, что было?

– Включи фантазию, чтобы дополнить то, что было.

– Нам, секретным агентам, фантазия не положена. Наше дело телячье: услышал – донес.

– Ну не упрямься, не упрямься!

– Про чудовищный план дестабилизировать работу дежурных на Чернобыльской АЭС – пойдет?

– А был такой план?

– Не было. Это я включил фантазию.

– Засунь ее себе в задницу – фантазию свою… Мне нужны убедительные свидетельства его враждебной…

– Говорил уже, капитан, – устало отмахнулся Григорий.

– Чего говорил?

– Ты говорил уже, что тебе нужно… Рад бы сам, но ничего в голову не приходит – голяк на базе…

– Так не бывает. Что-нибудь всегда есть.

– Это ты, капитан, наших баз не видел. Бывает и полный голяк… Ну абсолютный…

– Каких баз?

– Продовольственных, например. Открываешь двери – шаром покати.

– Прекрати юродствовать!

– Да я только отвечаю. Ничего больше. Диктуй лучше сам, капитан, чего тебе надо, а я – за тобой…

– Я не знаю, что диктовать.

– А я не знаю, что фантазировать.

– Ну вот про книги давай! Где он хранит книги, знаешь?

– Знаю – на полках хранит. В спальне хранит. На кухне тоже хранит.

– Да я не про эти книги.

– Не про эти не знаю – я только эти вижу.

– Когда видишь?

– Когда прихожу.

– А зачем ты к нему приходишь?

– За книгами.

– За какими?

– За этими?

– За какими за этими?

– Которые на полках.

– А когда ты последний раз был?

– Третьего дня.

– И о чем говорили?

– Слушай, капитан, я же не магнитофон, чтобы помнить, о чем говорили три дня назад. Я вообще на тебя удивляюсь: не каменный век на дворе. Поставь ему жучки в каждый угол и слушай, о чем он говорит и о чем молчит! Достал, честное слово…

По-всякому подкатывал Недомерок к Григорию, чтобы вынудить того вспомнить и написать что-нибудь безусловно разоблачительное. Даже играл на сочувствии, доверительно сообщая, что он не может для такого важного дела выпросить в управлении поганых «жучков». Еще и больше: рассказал, как именно в управлении используют всю эту современную технику. Ничего не помогало. Разоблачительных свидетельств не было.

«Может, и вправду сочинить самому, а потом продиктовать этому лейтенанту? – думал Недомерок. – Ладно, такую байду можно будет соорудить и после ареста…»

После ухода Недомерка снова организовалось захватывающее пьянство. Что-то в нем было от «пропадай моя головушка» – пили, как напослед, будто завтра уже никто и не нальет. Пили не слишком пьянея, а вернее, успевая протрезветь между двумя стаканами. Обычно такие пьянки, на которых хмелеют в злость, заканчиваются заразительным мордобоем, но здесь собиралась компания, в общем, интеллигентная – школьные работники как-никак, и на мордобой можно было не рассчитывать.

В какой-то момент к сложившемуся застолью присоединился директор и внес кратковременный начальственный раздор, но все снова притерлось и наладилось. Может быть, вместо мордобоя соорудилась бы застольная песня – так все хорошо притерлось. У нас ведь песня не для музыкального удовольствия, а чтоб проораться-продышаться, почувствовать (как надежное плечо) громкий голос соседа, и с новыми силами к старому застолью. Молодежь для этого дела предпочитает отплясаться, но потом все равно хорошо спеть что-то просторное, совпадая звуками с остальными для единства, в общем-то, одиноких душ…

Все уже плыло и покачивалось к общей песне, но пришел Недомерок и по обыкновению все испортил. Каждый снова оказался сам по себе, со своим стаканом и своими дурными предчувствиями.

Недомерок увел Федора Андреевича с собой, и пиршество стало неудержимо распадаться. Теперь уже не до песен…

Григорий убирал со стола, когда появился Угуч. До Григория, конечно же, дошли прогудевшие по школе слухи о припадке Угуча. Григорий всмотрелся внимательней. Угуч двигался чуть боком и не очень уверенно – как-то не слишком надеялся, что земля не выскользнет из-под ног. Замер и вопросительно взглянул на Григория: мол, можно мне к себе – в закуток?..

– Погоди, – остановил Григорий. – Поешь чего-нибудь. – Он показал на остатки пиршества. – Только не пей много…

Угуч не отозвался на шутку, сел за стол и опять замер.

– Ухандакают они тебя здесь, – неожиданно для самого себя произнес Григорий. – Не специально ухандакают, – поправился он. – Просто не подумают про лечение. Наверное, можно как-то вылечить от припадков?.. Эх, брат, вылечиться бы нам с тобой, и поехали бы на мою родину. Город Осташков, слыхал? Где тебе… А такой город есть. Знал бы ты, какие там девки ладные… Я бы там мастерскую открыл по ремонту всякого добра, а ты бы мне помогал. Ты хороший помощник – все с лету сечешь… Только с моей рожей я туда – ни ногой. Меня там еще прежним помнят. Ты бы видел, каким я был красавцем. Нет, с этой рожей – никак. Надо ее сменять на приличную. А для этого денег надо – море… А может, мы с тобой пойдем побираться по дорогам родины? Так и соберем на врачей. Разве нам не подадут? Только так собирать – наших жизней не хватит… Надо найти богатство и взять все сразу. У кого есть богатства – не знаешь? Вот и я не знаю… Но найду. Обязательно найду… А вдруг у нашего Льва Ильича все-таки есть? Какой ни какой, а еврей… И может, вправду чего от родины продал? Чушь, конечно, – чего от нее продашь?.. А вдруг? Вот все вокруг уверены, что продал. А я думаю – чушь… Как трезвый, так точно знаю, что чушь, но как выпью, так и снова сомневаюсь – а вдруг?.. Потом опять же – стиральная машинка у него есть? Есть. А у кого еще есть такая? Нет ни у кого. И не в том дело, что она какая-то дорогая – она, положим, ерунду стоит: любой может купить. Вопрос в другом – на что он согласен тратить гроши, а на что не согласен. Вот он почти не пьет, заметил? А люди знаешь сколько денег пропивают за свою такую безрадостную жизнь? Страшное дело!.. А вот наш Лев Ильич не пропивает. А что это значит? А это значит, что он скопил столько денег… Столько денег – не сосчитать… Целое богатство…. Я бы тоже, если бы не пил, скопил бы целое богатство. Мое богатство да его богатство – вот и деньги на новую морду для меня… Только я свое богатство пропил, а он свое где-то хранит. Ты не знаешь случайно, где он может его хранить?..